Чащоба

Эвелина явно захочет вытравить из сознания девочек чужого городского дядю, перебить козыри случайного гостя: она сама должна будет навсегда запомниться детям и устроит девочкам в сумерках летнего вечера такую потеху, которая никогда ими не забудется. Проберется тайком на кукурузное поле и выйдет оттуда на радость детям верхом на метле; примется размахивать кнутом, оставшимся после потомственного хозяина Иоханнеса, прокричит на всю Долину духов — но-о! Словно это горячий виллакуский жеребец пробудился к жизни из далекого детства Эвелины и хозяйская дочь, пользуясь случаем, гонит так, что ветер свистит в ушах.

Лео вылавливает из овсяного поля девчушек, опять он держит две крохотные теплые ручонки — и он, Лео, не должен угаснуть в их детской памяти. Какие честолюбивые эти взрослые, какие они ревнивые. Он уводит девчушек на край болота.

Вовек не пошел бы туда один. Там в каждой пяди земли лежат воспоминания, словно археологические находки, того и гляди вылезут на поверхность. Может быть, дети защитят его от боли утраты?

Он же способен о них лишь позаботиться, проследить, чтобы никто из них не разбил носа, не сбил палец на ноге и не сел на пастбище на чертополох. Столь ограничены возможности взрослого и так велика у детей сила радостного порыва.

Они идут по заросшей дороге в сторону Нижней Россы. Лео знает, что хуторских построек там больше нет. После смерти матери Лео в доме с продавленной крышей поселились какие-то бродяги, пока не сожгли жилище. Об этом Лео рассказал Вильмут. А также о том, что Эвелина свезла к себе на дрова оставшиеся подсобные постройки. По старой памяти Нижняя Росса принадлежала хутору Виллаку, и совершенно естественно, что бывшее фамильное добро теперь возвернулось долей дров.

Девочки не жаловались на усталость и мужественно тащились рядом с Лео. Может, они унаследовали эту энергичность от своей бабушки Эрики?

Скоро они выйдут к болоту. Потом усядутся на траву во дворе бывшего хутора Нижняя Росса, послушают, как шумят вековые вязы и ясени, в старину летом в доме струился зеленоватый свет. Мать все жаловалась, что деревья слишком разрослись и не пропускают света, только вечернее солнце и заглядывало со стороны болота, не то бы в их жилье завелась сырость.

Лео остановился, оторопев от незнакомого вида.

Из окружающих подворье вековых исполинов не сохранилось ни одного дерева. С выгона можно было разглядеть дома в поселке. Полжизни прожившему тут Лео и в голову не приходило, что казавшийся дальним поселок может быть с подворья виден как на ладони.

Против воли Лео направился в сторону провалившегося колодезного сруба.

Напрасно он сюда пришел. Изменившийся до неузнаваемости ландшафт дышал на него холодом.

Магистральная канава была проложена вплотную у подворья. Лео предоставил детей самим себе и взобрался на насыпь, походил туда-сюда, топча торфяную крошку и комья глины, и уставился на дно канавы, словно бы выискивая там что-то. Что он надеялся увидеть? В канаве струилась мутная вода, местами обнажались уступы плитняка. Наконец-то раскопали тайну здешней земли. Пусть отступят легенды, порожденные таинственностью болота. Канаву провели недавно, откосы не успели еще зарасти сорняком. Видимо, вскорости будет готова и дренажная сеть, болото вспашут, поля засеют, удобрят с самолета, чтобы плодоносили. Кости тщедушного Ильмара осядут где-нибудь поблизости от болотного островка еще глубже в бездонную трясину, последние составные части его разложившегося тела будут вместе с водой вынесены по дренам далеко отсюда, и столь же скоро развеется и память о нем.

Лео показалось, что он прожил на свете уже целую вечность. Как странно, он все еще существует. Наверное, в тысячный раз стоит он здесь, на краю болота, сейчас, правда, на бровке только что прорытой магистральной канавы, вдавив каблуки в комья глины. Вновь он стал соучастником очередной перемены. Той родимой стороны, того края, во имя которого гибли его школьные товарищи, уже и в помине нет.

«Это — мое!»

«Это — мое!»

Лео спустился с насыпи, побрел по давно не кошенной траве бывшего подворья и направился к девочкам. Обе выбрали себе по здоровому пню и забрались на них. Стоят, будто на полу, и радуются, что сразу стали выше и видят далеко. Они поднимаются на цыпочки — пусть огляд будет еще шире, — обнаруживают куцую колокольню церкви и указывают на нее пальцем.

На закате солнца машина Лео снова покачивается в Долине духов. Три сестры жмутся на заднем сиденье, на переднем сложены подарки, банка меда и мотки пряжи, их Эвелина принесла в последний момент; затем закрыла ворота, положила руки на обруч и посмотрела вслед удаляющейся машине.

Изнуряюще долго сидели они за столом, за компанию женщины одолели и бутылку вина. Детей между тем уложили спать, потом пили чай, пока гости тоже не устали и не начали собираться домой.