Часовая башня

Теперь не боялась «красных», и причиной этому принятое ею решение остаться. Пусть и смерти подобно оное, но не может, не хочет больше жить. Не в силах покончить с собой поступит, как проще, останется там, где прожила большую часть своей жизни.

В помещении вокзала, представлявшего из себя чудом избежавшую прямого попадания бомбы деревянную, типовую постройку начала века, творился полный бардак. Стёкла от разбитых окон покрывали ровным слоем осколков скамьи для ожидающих и пол. Дверь со стороны вокзальной площади висела на двух нижних петлях, та же, что вела на перрон, вообще отсутствовала.

Как через проходной двор ходили люди, военные, штацкие, проносили раненых. Где-то, на расчищенных от стекла скамьях шла перевязка, тут же сидели или лежали на полу принесённые на носилках, поставленные прямо на стёкла, ожидающие очереди.

Откуда взялись врачи, появились носилки в первые минуты после авиационной бомбардировки, даже не задумывалась. Просто принимала окружающее, как происходящее не с ней. Сознание не хотело понимать всё то, что произошло и продолжало происходить вокруг неё.

Окошечко кассы было частично оторвано и висело на одной петле. Внутри никого не было. Дверь с надписью «дежурный по станции» открыта. Видела, туда зашёл человек.

Когда носилки с отцом поставили в очередь на осмотр к врачу, оставив рядом с Илмой Пашу, сказала:

— Ждите меня здесь, — и вошла в дверь.

— Скажите, есть ли сообщение с Выборгом?

— С Выборгом!? — как на сумасшедшую, посмотрел на неё мужчина в железнодорожной форме, пытающийся в этот момент, куда-то дозвониться.

— Да. Нам срочно нужно в Выборг.

— Сообщения нет. Мосты взорваны. Город в плотном кольце. Может вообще уже взят, — махнул бессильно рукой железнодорожник.

— Надо возвращаться в Кякисалми, — сказала Илме, заметив при этом отразившийся на её лице испуг.

К вокзальной площади подъезжали машины. На одни грузили раненных, на другие трупы.

— Есть ли, какая-то надежда? — спросила у молодого врача, осмотревшего отца, дал команду перевязать его. Он принимал решения о дальнейшей госпитализации в отношении раненных, распределяя по степени тяжести.

— Не буду вас обнадёживать. Думаю, следует просто ждать. Не советовал бы с такими ранениями отправляться в дальнее путешествие.

— Мы хотим вернуться в Кякисалми.

— Сложный вопрос. Туда машин нет. Но думаю, мы договоримся. Во всяком случае там имеется какая-то больница, в отличие от Элисенвааре.

— Дело в том, что у меня погибла мама. Нельзя ли выделить какой-то транспорт ещё и для неё?

— Попробуем найти для вас грузовик. Насколько знаю, Кякисалми пока сдавать не собираются. Наступление Красной армии приостановилось.

Ещё совсем недавно волновавшая спешка, теперь никоим образом не могла нарушить её покоя, что бывает в людях, когда принимают решение. Сидя в кузове военного грузовика, возвращались в Кякисалми.

Ехали медленно. Навстречу шли вереницы беженцев, но, чем дальше отъезжали от Элисенвааре, тем меньше их становилось. Начали встречаться уже военные. Несмотря на приостановленное наступление «Красных», отступление продолжалось.

С ними в кузове было ещё несколько солдат. Сидели у открытого сзади брезентового кунга грузовика.

— Неужели Красная армия сильней Финской? — не выдержала, всё же спросила унтер-офицера.

— Она теперь гораздо больше нашей.

— Отдадим Южную Карелию!?

— Отдадим, — опустил голову офицер.

Насте показалось; на глазах его от бессилия и злости проступили слёзы.

Иногда их обгоняли такие же, как и у них, военные грузовики. Что в них везли, не могла понять, из-за высоких бортов. Но, сам факт ещё хоть и изредка продолжавшегося в сторону линии фронта движения, радовал не только её, но и Илму, принявшую решение вернуться обратно, к условной границе Южной Карелии. За ней, как считала не только она, будет спокойнее. Многие верили — СССР не посмеет двигаться дальше этой черты.

Думала сейчас только об одном — где и как похоронить маму. У них были деньги, но, догадывалась; не сможет использовать их. И, вовсе не из-за того, что те потеряли своё значение. Нет, в стране не наблюдалось инфляции. Просто мало оставалось людей, хотевших заработать, все бежали от Красной армии.

Дорога была хоть и ровная, но сильно петляла, поэтому грузовик ехал медленно, стараясь резко не тормозить, так же плавно набирая скорость при выходе из поворотов. Но, даже такой стиль езды не позволял избежать тряски. Хорошо, что отец находился практически все два часа, пока были в пути, без сознания. Но, уже перед самым Кякисалми, вдруг сказал дочери:

— Камень у крепости.

— Какой камень? — нагнулась над ним.

— Надпись на котором гласит о том, что … в 879 году … нашёл свою смерть Рюрик в городе Кареле, — вздохнул, набираясь сил. Затем договорил: — …где и похоронен.