Часовая башня

Догадка пронзила её сознание, везла сейчас в кузове одного из немногочисленных продолжателей рода Рюриковичей, что так же, как и его далёкий предок получил смертельное ранение в непосредственной близости от Карелы. Если смотреть по прямой — не более чем в сорока пяти километрах, болот и озёр, что разделяли эти два, такие важные, как теперь ощутила, места.

История словно заканчивалась, сделав оборот. Круг замкнулся. И, теперь, с этого момента начиналась новая. Интуитивно, может благодаря своей профессии, позволяющей видеть главное, а может и из-за личных качеств, наблюдала тут некий знак. Начинала понимать, почему не боялась возвращаться сюда, когда всё население бежало из этих мест.

Несколько часов проведя в больнице, ожидая пока закончится операция, узнала; надежды на благополучный исход не прибавилось. Множественное ранение в живот. Печень. Также в двух местах задето лёгкое. Не говоря уже о осколках в мягких тканях.

Силы её были на пределе. Слава Богу ещё рядом была Илма, занявшаяся вопросом погребения матери.

— Всё, договорилась, — нашла Анастасию в приёмном покое.

— С местом не было проблем?

— Рядом с братской могилой 105 финских солдат, похороненных там ещё в 40 году, — упала на стул рядом с Анастасией.

— Идите с сыном домой. А я зайду в кирху. Попробую договориться об отпевании.

Вошла.

Внутри был сумрак. Свечи не горели. Ни одной живой души. Но, теперь, когда ею было принято окончательное решение, не спешила. Просто села с края одной из деревянных скамей, прислушиваясь к тишине. Из-за толстых, сложенных из гранитных валунов стен еле слышно доносились звуки улицы. Но они не были мирными. Отголоски моторов, проезжавших мимо машин, нервно нажатые клаксоны, говорили лишь о плотном, не свойственном для мирного города трафике его центральной улицы.

Здесь же, внутри Кирхи, была будто в пещере, своей прохладой заставлявшей успокоиться, отрешившись от окружающего мира.

Со стороны алтаря послышался шорох. Открылась дверь и вошёл старенький пастор. Узнала его по белому воротничку. Сердце забилось быстрее.

Встала.

Направилась к нему.

Вздрогнул от неожиданности. Всё меньше и меньше народу приходило на службы. Всмотревшись в полумраке в её лицо, не узнал в ней свою прихожанку.

— Святой отец, прошу вас, помогите! — взмолилась она.

— Дитя моё, на вас нет лица.

— Мне нужно срочно похоронить маму. После авианалёта в Элисенвааре, погибло много беженцев. Я с тяжело раненным отцом и сыном вернулась в Кякисалми, где у нас дом.

— Она Лютеранка?

— Да.

— Так вот почему сегодня приходили могильщики рыть могилу рядом с захоронением 105-ти финнских воинов, погибших в зимнюю войну.

— Наверно следовало согласовать прежде с вами. Извините, но бестолковая Илма всё сделала не так.

— Теперь не имеет никакого значения. Главное, чтобы могилу вашего отца никто не тронул впоследствии. Всё же 105 человек покоятся рядом. Да и хорошим ориентиром послужит через много лет.

— Почему вы не эвакуировались?

— Я пока остаюсь. У меня нет родных в Финляндии, я из Русских немцев. Переехал сюда из Санкт — Петербурга, ещё в 14-ом, подальше от всех этих революций. Уж больно тянулся к тишине.

— Заметила ваш акцент.

— Да, это не скроешь годами.

— Вы не будете эвакуироваться?

— Нет на земле больше покоя. В первую войну уезжал в Турку. Потом вернулся снова. И, теперь не вижу никакого смысла бежать. Знаю, новая жизнь придёт на эти земли. Но, не сможет уничтожить самой природы, что хранила меня все эти годы, с которой стал неразделим. Уже так стар, вряд ли смогу прижиться на новом месте. В чём убедился. Поэтому не буду. … Думаю … Думаю, остаться. … Надеюсь Господь призовёт меня раньше.

Только поздно вечером была с сыном и Илмой дома. Гигантским, давящим своей пустотой показался ей сейчас. Не находила себе места. Долгое время сидели молча в гостиной, не в силах шевельнуться.

К вечеру у Паши поднялась температура. Бронхит с новой силой обрушился на ещё не до конца избавившийся от него организм ребёнка. Так и просидела всю ночь у постели сына, лишь на какие-то короткие отрезки времени проваливаясь в сон.

Разговаривала с дедушкой. Сидела у него на руках. Рассказывал ей о той, древней Руси, что была ещё до Петра. Слушала его внимательно. Но просыпалась от плача сына. Успокаивала его. Поила молоком, что удалось уже вечером достать в городе Илме. Пил его, опять засыпал ненадолго.

Проваливалась в сон и она. Дедушка читал ей свои исторические зарисовки. Слушала его. Опять плачь сына. Не понимала, где она, что требуется от неё сейчас. Механически, словно сомнамбула давала из ложки молоко, ещё вечером заранее налито в термос.

Настоящее и прошлое смешалось в её сознании. Не понимала теперь, где находится. Но, хотелось всё же оказаться в том времени, о котором рассказывал отец, читал дед. Там было спокойнее, не так ощущалась смерть, сегодня плотным кольцом окружившая её, заставив многое переосмыслить.

Отпевание прошло бы по-Лютерански быстро, если не старенький пастор, старавшийся всё делать неспешно, так, будто отпевал сам себя.