Часовая башня

Подоспевшая Илма, коснувшись ладонью лба Елизаветы Яковлевны, опустила руку вниз, тем самым закрыв ей глаза. Судя по состоянию тела не приходилось думать, что есть хоть какая-то надежда на то, что она жива.

Вдалеке послышался гул приближающейся третьей волны бомбардировщиков. Взяв вдвоём за руки Фёдора Алексеевича, оттащили его в лес, метров на двадцать. На большее не хватило ни сил, ни времени. Бомбардировка станции продолжилась с новой силой.

Не имело значения для Советских пилотов, находятся ли на станции одни лишь военные, или вместе с ними есть ещё и мирные жители, должны были выполнять поставленную перед ними задачу. Любое отклонение от неё могло привести к трибуналу, или расстрелу.

Да и некогда было задумываться, идя в одном звене, действуя синхронно. Двадцать семь лет Советской власти отучили людей быть человечными, видели лишь плохое в людях, в каждом угадывая шпиона, боялись за свою собственную жизнь. И, теперь, освобождая угнетённый Финский народ, когда вёл свой к великой цели Сталин, не задумывались о тех побочных эффектах, что, порою затмевали и сам результат. Не считались ни с чем, ради победы мирового интернационала.

Глава XXX. «Дом зарезервирован для нужд НКВД»

Город был оставлен горящим.

На улицах брошены вещи, стекло от разбитых взрывной волной окон. Везде поджоги. Здание библиотеки так же горело.

Савелий Игнатьевич входил в Выборг с передовыми частями Красной армии. Не думал, доведётся опять попасть в этот город, который ненавидел прежде. Теперь, получив звание майора не то, чтоб имел какие-то чувства, как к городу, так и к окружающим его людям, скорее был безразличен ко всему происходящему вокруг.

Перед ним стояли первоочередные задачи. Одна из которых — проконтролировать работу сапёров. Город был заминирован, как считал не только он, но и многие, кто занимал ответственные посты высоко над ним. Был рад тому, что мыслит схоже с ними. И, сейчас, когда проезжал на трофейном «опеле» мимо развалин кафедрального собора, что был одним из последних взорванных в Выборге зданий, удивлялся тому, как примитивны финны в своих действиях. Догадываясь, Советские люди пришли сюда окончательно, не разрушили город, как в 39-ом, так и теперь, вновь отступая не взорвали то, что осталось не взорванным после отступления Красной армии в 41-ом.

У входа в плохо разгорающуюся библиотеку лежал труп, возможно застреленного на месте поджигателя. Пожар никто не тушил. И, зачем они поджигают дома, ведь куда проще их просто подорвать. Действительно не понимал, что такое любовь к своему городу, что такое надежда. Ведь надеялись и в этот раз финны, ещё вернутся. Но, даже в мыслях своих не мог допустить такого. Да и должен ли был прорабатывать таковую возможность, если своими собственными глазами видел, как надоела им эта война. Но, если бы, кто-нибудь поинтересовался у него, не устал ли сам воевать, тут же, не задумываясь ответил — никогда не устанет карать. Любая, даже мирная жизнь для него давно уже была войной, что превратилась в каждодневную рутину. Да и по большому счёту не важно было Савелию Игнатьевичу права ли или нет та страна развязавшая её. Подобно шестерёнки большого механизма участвовал в его работе, не понимая; главное заключается в том насколько хорошо проплачена и действует пропаганда. Уже не задумывался о святости идей, жертвой лжи которых все вокруг являлись.

Никак не разгорающаяся библиотека вызвала неприязнь с его стороны. Какая нелепая архитектура, даже разгореться не в состоянии. А всё дело в том, что слишком большие окна — нечему гореть. Да и стены так тонки, что способные только рухнуть от взрывной волны, не в состоянии окутаться пламенем. Словно худая баба с большими водянистыми глазами, не умеющая согреть мужика в постели ласками. К ней и прижаться-то не к чему, везде торчат кости.

Почему-то именно сейчас вспомнил завод, станок, у которого проработал совсем недолго. Размеренный день рабочего. От гудка до гудка работа, затем ужин с пивом, или стаканчиком самогона, и сон. По выходным баня, и домино во дворе. И, опять же водка. Из месяца в месяц, из года в год одно и то же. То ли дело НКВД — каждый день индивидуален, полон адреналина, а главное — незаменимость, ответственность, что лежит на его плечах. Вовсе не та, что может коснуться рабочего за испорченную деталь, или сломанное сверло. За это могли дать срок. Его же ответственность совершенно другого рода. Отвечает за жизни людей. И, пусть ценою таких же жизней, но куда важней таковая, чем какое-либо производство. Без таких, как он его бы вообще не было.

Ведь все те, кого удалось обезвредить за эти непосильные годы, только благодаря его тяжёлой работе, смогли помочь стране с куда большей отдачей, чем если бы оставались не арестованными.