Часовая башня

Когда мне было всего одиннадцать, оказалась в Православном храме. Отец не был набожным человеком, но, раз в две недели собирался в Киев со всей семьёй на службу в Лютеранскую кирху. Ни разу не пропускала таких поездок.

Оказавшись на свадьбе у дальних родственников, так же имеющих немецких предков, ещё в восемнадцатом веке принявших Православие, была поражена красотой и парадностью венчания. Никогда прежде не бывала в Русских церквях. Не то, чтоб боялась их, скорее не могла представить, что могла увидеть внутри. Пластичные своими завершиями снаружи, казались подобными внутри. Более того, никогда не видела икон. Не понимала их. Не знала, для чего нужны эти непропорциональные, написанные маслом святые.

Хотела сравнить две религии. Никогда и не думала, чтоб сменить Лютеранство на Православие.

Знай; всегда мечтала лечь с тобой рядом у Лютеранской кирхи в одну могилу.

Гулкие, явно кулаком, удары в перегородку, раздались в комнате.

Не верила, это было в реальной жизни. Всё ещё оставаясь в другом мире, где ей было хорошо, продолжала играть.

— Мама, прошу тебя, — подошёл к роялю Павел, взявшись за крышку рукой.

— Что случилось? — не понимала происходящего Анастасия Фёдоровна.

— Сосед, стучит в стену.

— Сосед!? — на мгновение руки её зависли над клавиатурой. Затем беспомощно опустились, уже не играли.

— Да.

— Ах! Сосед. Ну, да, да. Я помню.

Стук затих.

— Никакого покоя нет! Сегодня же суббота! Здесь вам не филармония! — послышался из-за стены возмущённый голос.

Закрыла крышку инструмента, положила на неё руки. После, слава Богу, непродолжительной работы на мыловаренном заводе часто казалось, не до конца смыла мыло с рук. И теперь, когда работала архитектором это ощущение иногда возвращалось ей.

Смотрела на эскиз Рериха.

— Мама мы перестали выходить на пленэр.

— Я так устаю на работе, что в выходные просто не хочется ни о чём думать.

— Прости мама, я просто хочу, чтоб ты рисовала.

— Спасибо Паша за твою заботу. Она нужна при любой власти даже тоталитарной. Только тогда человек счастлив, когда видит — не один и ему не легче других. Да, что там говорить — вся страна так живёт.

Глава XIII. Муравейник

Хорошо помнили место могилки. Но ездили туда редко. Первый раз побывав в Приозёрске, как стал называться при Советской власти Кякисалми, в 54-ом. Тяжело оказаться в том месте, где проведено столько счастливых дней. Боялись ставить памятник из-за фамилии, что в своё время была так известна в России.

Хорошо, что тогда, закопав могилу, постарались запомнить место, особо не доверяя, как и установленному ими, так и кресту рядом, на могиле 105-ти финских солдат. Те на воинском мемориале, впрочем, как и на могиле бабушки с дедушкой, не сохранились. Ориентиром была сосна, и лиственница, растущие рядом, всего в трёх метрах друг от друга. Между ними и был похоронен Фёдор Алексеевич с Елизаветой Яковлевной.

Теперь, на майские праздники, приехав в Приозёрск, в последний день, перед тем, как уехать из Выборга в Ленинград, Павел хотел приволочь на место могилы камень, поставив его вертикально. Хоть это и был практически центр города, небольшой лесок рос сразу за Лютеранской кирхой.

За двадцать три года место хоть сильно изменилось, но эти два дерева никто не тронул. Только выше стали их кроны, толще стволы. Но, именно там, где должен быть холмик от могилы, красовался небольшой муравейник.

— Кажется это здесь, — догадалась мама.

Павел же, как не искал приметы, в виде двух деревьев, растущих в непосредственной близости от кирхи, не мог ничего найти. Ведь в детстве все деревья кажутся большими. И, сегодня, как много они бы не выросли, не мог угадать в них тех великанов, какими запомнил их в тот день.

— Ты уверена? — не поверил матери.

— Да это здесь. Точно, — указала рукой на запомнившееся и узнанное ею место.

— Муравейник! Смотрите же! На дедушкиной могилке теперь муравейник! А раньше он тоже был? — обрадовалась Лера.

— Нет же. Просто они сами выбрали это место. Им тут лучше всего.

На вокзале были куплены цветы. Их несла Лера. Она подбежала к муравейнику первой, присев на корточки, спросила:

— Точно это место?

— Да.

— Хорошо Бабушка, — аккуратно положила перед муравейником цветы.

— Знаешь мама, я думаю, никакой камень искать не нужно.

— Почему ты так решил?

— Потому, что даже перед крепостью в Кексгольме теперь нет никакого камня, говорящего о том, что здесь нашёл свою смерть Рюрик.

— Откуда ты знаешь? Ты же там не был.

— Мне говорил Аркадий.

— Папа, пойдём к крепости. Хочу в крепость! Хочу к Руруку!

— Пойдём, но не к руруку, а Рюрику.

— А кто это такой?

— Я же рассказывал тебе.

— Что-то не помню. В рукописи его не было.

— Действительно. Но только лишь потому, что жил на восемьсот лет раньше Якова. Зато был человеком, взявшим на себя руководство молодой, только лишь формирующейся страной.

— Президент?

— Что-то вроде того. Ведь то, как руководил, привело впоследствии к республике.

— А, что такое республика?

— Это то, чего у нас по всему видно никогда уже не будет.

— Почему папа?

— Потому, что мы все делаем вид, что счастливы. Вот ты же счастлива? — улыбнулся дочери.