Часовая башня

Но слишком мала ещё была его Вера. Всё же не устоял. Подстраховался. Посоветовавшись с такими же, как и он, халтурившими направо и налево друзьями, был сведён с неким Тамаром, что ознакомившись с сутью вопроса, всего за пятьсот долларов взялся урегулировать его, так, как имел отношение к группировке способной повлиять на бизнес Алика. И, поскольку видел в действиях Паши всё требовавщееся для завершения договорных отношений с Аликом, был уверен в положительном результате переговоров.

— Как же он теперь без нашей помощи достроит дом? — переживала Анастасия Фёдоровна.

— Этот вопрос и меня волнует не меньше твоего. Но, думаю, у нас нет другого выхода. Более того, как человек неуверенный в себе, Алик и так был рад, что удалось решить вопрос, связанный с его глупостью, за чужой счёт.

Буквально на следующий день позвонил Тамар.

Узнав номер, но, всё же со страхом сняв трубку на своём домашнем телефоне, Паша поздоровался.

— Привет Павел, — что-то голос мне твой не нравится. Слишком испуган.

— Не тяните пожалуйста. Говорите, как есть.

— А есть так. Алика больше нет. Поэтому 250 баксов я возвращаю. Завтра занесёт от меня человечек.

— Как нет? — испугался того, что стал невольным виновником смерти.

— Вот так. Пропал. Никто не знает, куда. Говорят, наехал на него, кто-то. Вот и исчез.

— Оставьте себе деньги. Мало ли вернётся.

— Не вернётся, — показалось, что на том конце провода лёгкая ухмылка пробежала по лицу Тамара, отобразившись на его интонации.

— Нет. Я человек честный. Чужого мне не надо. Думаю, свои же замочили. Слишком жадный. У меня тоже к нему разговор был. Но без меня решилось, — поделился тайной Тамар.

Глава XXI. Хоттабыч

После этой истории число заказчиков резко сократилось. Теперь работу с новыми клиентами проводила Анастасия Фёдоровна. Она лучше видела людей. И тех, в ком могла разглядеть пусть и малый, но огонёк приличия, было немного. Пусть деньги на порядок уменьшились, жить стало спокойнее. И, если даже не удавалось ещё ни одному заказчику построить современный дом, всё же те, из прошлого века, давались теперь на порядок спокойнее. Страна менялась. Люди становились увереннее в себе, понимая; что удалось заработать сегодня, удастся и завтра. Некая стабильность криминальных схем теперь наблюдалась во всем. А это говорило лишь об одном — бандиты постепенно переходили во власть. Жить становилось пусть и не веселее, но на порядок легче.

— Когда-то давно, когда я работала с твоим отцом у нас были частные заказчики. Все они хотели чего-то современного. Нам было приятно работать. Мы видели светлое будущее. Когда же мне довелось проектировать новый вокзал в Выборге, поняла; способный изменить настоящее, достоин своего будущего. Я же, впрочем, как и все молодые архитекторы, не знавшие, или навсегда забывшие, что такое минимализм в архитектуре, никогда не могла быть счастлива в будущем. Ибо уже была рабом своего настоящего.

Вместе с вами, … — указала на сына, Ингу и Валерию, находящихся вместе с ней в комнате. Пили чай: — … обрадовалась, что перестройка приведёт к свободе выбора. Но, этого не случилось, впрочем, как и не случится никогда и нигде. Всё, лишь некая видимость свободы. Мы рабы, в каком бы строе ни жили. Народ рад навязываемому ему. И, чем больше бесполезного, ненужного, дорогого и вульгарного примет в себя, тем больше будет рад этому.

И тут ничего не поделаешь. Те же из толпы, кто в состоянии возмутиться, ходит на митинги или устраивает революции, так же управляемы, хоть и считают себя не внушаемыми. Ибо не видят главного, самой причины, доводящей народ до безумия. А она хорошо скрыта в символике, которую мы, как архитекторы иногда видим на фасадах. Да, что тут говорить, я лично рисовала многие её элементы, при этом понимая, кому она принадлежит. И, даже зная, не могла, не имела право, боялась, что-либо изменить.

О чём же тут говорить, если всё это стадо, получив, так называемую свободу, посчитав истиной, бросилось слепо исполнять навязанное ей высшими силами антилогичное, давно отжившее.

Но мы, архитекторы, точнее те из них, кому удалось жить при разных строях, в состоянии разглядеть многое, что иногда будто бы в насмешку просачивается не только на фасады, но и в повседневную жизнь, в виде символов, чисел и знаков.

— Зачем же это происходит мама? Неужели те, о ком ты говоришь, скрытые правители, смеются над нами?

— Ах Паша. Как же мы мало знаем об этом мире, хоть и живём в нём уже так долго.

— Хотел бы не согласиться с тобой. Но, уже давно чувствую близость с твоими, своих выводов. Народ сильно изменился, даже за последние годы. Вся эта перестройка, — его взгляд остановился на эскизе Рериха к одной из своих картин, так и висевший в их квартире. Зацепился за неё взглядом, озвучил пришедшую на ум мысль:

— Да, и картины, написанные прежде, ни менее ста лет назад, многодельны и от этого глубоки, это видно даже на одном эскизе. Современные же ярки и быстры. Имея в себе смысл, и даже идею, не так многогранны. И это, только если мы говорим о лучших из них образцах. Так же и архитектура.