Часть 1. Роль среды

Эти дворцы — великие свидетели той главы истории, которая предшествовала новому исходу богачей из городов, их возвращению в поля, сады и виноградники, этого стремления «буржуа» к природе, столь заметного в Венеции³¹⁵, Рагузе³¹⁶, Флоренции³¹⁷, Севилье³¹⁸ и довольно распространенного в XVI веке. Это иммиграция сезонная: сеньор, который построил в городе дворец, отныне является горожанином, даже если он часто навещает свой загородный дом. Последний является лишь предметом роскоши и зачастую данью моде. «Флорентийцы, — пишет в 1530 году венецианкий посол Фоскари, — ездят по всему свету; заработав 20 тыс. дукатов, они тратят половину из них на строительство palazzo^*WC за пределами города. Следуя этой моде, каждый подражает своему соседу… и они настроили столько загородных роскошных дворцов, что из них можно было бы составить вторую Флоренцию»³¹⁹. Говоря о Севилье, novelas^*WD XVI и XVII веков часто упоминают загородные виллы и устраиваемые на них пышные праздники. На них похожи и quintas^*WE вокруг Лиссабона, с парками и ручьями³²⁰. Разумеется, эти увлечения и капризы моды могут уступать место более веским мотивам и решениям, имеющим далеко идущие последствия. Применительно к Венеции XVII и еще больше XVIII веков нужно говорить о возрождении интереса богатых горожан к земельной собственности. Прекраснейшие дворцы Венеции во времена Гольдони пребывают в запустении, и вся ее роскошь сосредоточивается в виллах по берегам Бренты. Летом в городе остаются только бедняки, а богачи отправляются в свои владения. Всякий раз когда речь заходит о богачах, не стоит сводить все к моде и капризам. Виллы, загородные дома, где собственник живет бок о бок со своими батраками, бастиды, как их называют в Провансе, были приметами социального наступления городского капитала на землю. Жертвой этого могучего движения становились плодородные крестьянские поля. Мы находим бесспорное подтверждение этому в Рагузе, канцелярские реестры которой сохранили для нас массу договоров с мелкими землевладельцами, а также в Лангедоке, Провансе. В этом можно убедиться воочию с помощью прилагаемой к диссертации Робера Ливе карты провансальской коммуны, расположенной на берегу реки Дюране. Территория деревни Ронье^*WF уже в XV веке и тем более позднее была усеяна бастидами, окруженными земельными участками внушительных размеров; в XVI веке они принадлежали forains^*WG, т. е. их хозяева не жили постоянно в Бронье. В большинстве своем это экцы, т. е. богатые жители Экса³²¹.

Таким образом, во взаимоотношениях между городом и деревней были свои приливы и отливы. В XVI и XVII веках еще продолжается приток сельского населения в города, причем в этот процесс вовлечены и богатые. Милан в это время становится городом господ и меняет свой облик. В этот же период собственники чифтликов в Турции покидают свои села и своих крепостных и переселяются в соседние города*’. Множество испанских сеньоров в конце XVI века также оставляют свои деревенские владения, чтобы обосноваться в кастильских городах, особенно в Мадриде³²³. Изменению климата царствования Филиппа III по сравнению с эпохой Филиппа II, наряду со многими другими причинами, способствовало это переселение испанской знати в города, где до тех пор она была только гостьей. Не в этом ли заключено объяснение так называемой реакции, наступившей во времена преемника Мудрого Монарха?

Городские политические кризисы

Все эти трудности, с которыми города сталкивались в своей повседневной жизни, не имели ничего общего с драматическими перипетиями политических конфликтов, в которые время от времени погружал их безжалостный век. Не станем, однако, чрезмерно преувеличивать значение этих волнующих страниц истории. Прежде всего, мы не должны испытывать по отношению к ним те же чувства, судить о них с позиции палача или жертвы, с той же пристрастностью, с какой пизанцы судят о Флоренции; нам следует разобраться в сущности событий, которые, как нам кажется, потрясают города до основания. Ведь государство устанавливает свои порядки, но города продолжают жить той же размеренной жизнью, которую они вели до кризиса, и сохраняют свое значение.

В летописи политической истории занесено бесчисленное множество городских катастроф. Они ломали не только привычный уклад жизни, местные предрассудки и институты власти; под угрозой находились экономические основания, созидательные способности и само благосостояние городских общин. Но на гибель было обречено то, что оказывалось нежизнеспособным; противоречия часто разрешались мирным путем, без драматических сцен, и в недрах смуты вызревали совершенно новые, хотя подчас горькие плоды.