Часть их боли

– Да, да. Может, и спутал, слишком много лет путешествую. Подзабыл уже. Может, мой мальчик, подскажете глупому старику, а чье это изречение? Какого пророка? «Мы, бедные люди, рождаемся уже мертвыми. Ничего не знаем, никто о нас не знает, ничего не решаем. Тихо живем, тихо умираем».

Юлиан вздрогнул, вспомнив знакомые слова.

– Что? – изумился он.

– Не знаете? – пожал плечами паломник. – Ну и ладно… Пожалуй, выпью вина. Хотя, вижу, идут ко мне люди короля. Чай, надо тому поклониться. Давно не представлялось возможности увидеть его лучезарный лик. Рад был с вами увидеться, хотя мне кажется, это не последняя наша встреча.

Странник отошел. Вместе с другими его доставили к возвышению, на котором восседал сияющий от падающего на его украшения света Морнелий Слепой. Если бы не апатичное выражение лица, он действительно казался бы величественным. Он был окутан дорогими тканями, слепил золотом и драгоценностями, а в его короне в виде веточек дерева багровели умело вставленные рубины. Паломники упали перед ним на колени. Король принялся расспрашивать этих людей о краях, которые они видели, об их вере и тяготах странствий.

– Много где я был, – отвечал глава паломников, тот самый, что вел ранее беседу с Юлианом. – Много где дарил свой огонь другим и отнимал его. Прорицал. Рассуждал. Искал. Был даже у пределов юронзийских песков, которые простираются до неведомых земель. Но в тех краях пророчествовать еще опасно – люди там дикие, приемлющие лишь грубую силу. Был я в Нор’Мастри, где вас чтут и любят, Ваше Величество! Бывал и в Нор’Эгусе, откуда пришел вместе со своими последователями, – он указал на сидящих чуть поодаль спутников. – Нор’Эгус умылся кровью, но, умывшись ею, смыв грязь, он через годы забудет об этом, полюбит вас, как родного отца. А пока этим землям тяжело…

– Всем нам тяжело, – шепнул король, будто сам себе.

– Верно, владычество дается вам тяжко?

– Да, но век мой короток. Вскоре меня сменит Владыка владык, что взойдет на три трона, которые я ему приготовлю, и продолжит дело моих прославленных предков. Мое дело… – И лицо его перекосилось в усмешке. – Паломник, ты прибыл из дальних мастрийских земель и несешь в себе искру Фойреса. Так помолись за меня своему Праотцу, чтобы я получил желаемое!

– Помолюсь, – паломник улыбнулся, подняв сухое лицо. – Но нужно помнить, что перед Праотцом все едины. Поначалу Фойрес может внимать другим душам, заблудшим в черных пещерах, дабы вызволить их. Или он может испытать свет сомневающихся душ, – и паломник вдруг поглядел на стоящего у статуи Юлиана. – Научитесь терпению, владыка, и ваши молитвы будут услышаны. Несомненно, ваш прекрасный внук будет так же велик, как сам Элго Огненный!

Когда паломник раскланялся и вернулся к столу, чтобы испить разбавленного вина и заесть похолодевшим хлебом, король снова обмяк в своем кресле. Его настроение чуть приподнялось. Зато королева смотрела на мужа широко раскрытыми глазами, поскольку понимала, что тот вложил в свою просьбу паломнику. Вскоре она справилась с нахлынувшим ужасом и теперь лишь озиралась, будто в поисках помощи среди всей пестрой толпы. Пока наконец не заметила высокую фигуру Юлиана, который, обсудив детали встречи на охоте с церемониймейстером, поспешил удалиться с аллеи Праотцов. Наурика нахмурила брови и погрузилась в мрачные думы, боясь и переживая за будущее своего милого внука Элго, который был пока так мал, но уже полюбился ее сердцу.

* * *

В прохладный день, когда едва заметная, будто точка, зелень пробивалась из почек, а под ногами хлюпала грязь, Юлиан собирался на конную прогулку. Они с Дайриком Обараем, оба в охотничьих костюмах, то есть в шароварах, легких пелеринах и масках, покрывающих лица, взобрались на южных скакунов. За ними следовало сопровождение из рабов. Приятно моросил мелкий дождь, ничуть не ухудшая впечатления от предчувствия весны. Оба ехали стремя в стремя и обсуждали белую розу, о которой уже желали забыть, а также попытку убийства принца Элгориана.

– У империи много врагов, как внутренних, так и внешних, – заметил Дайрик.

– Что думаешь насчет способа отравления?

– Это было дерзко, Юлиан. Нанести морву на коготки подаренного альбиноса-чертенка – крайне дерзко. Кхм, потребуется много труда, чтобы уберечь нашего юного принца от смерти…

Разговор у них все не клеился. Они ехали, слушая далекий рев стаи оборотней, загоняющей матерую лисицу, и оба думали – каждый о своем. И пока там, вдалеке, проходила одна охота, тут вершилась совершенно иная. Дайрик оглядывался в растерянности, непривыкший, когда вокруг него темные стволы, а не стены Ученого приюта. Даже его небольшая глухота, ничуть не мешавшая там, явно напоминала о себе здесь переливами то абсолютной тишины, то громких звуков.