Частичка тебя. Мое счастье

Она удивительно увлеченная. У неё так глаза горят, что я почему-то абсолютно не удивляюсь, что Ник был женат именно на ней. Он постоянно увлекался девушками этого типажа. Искристая, энергичная, вдохновенная. Абсолютный мой антипод.

Думаю об этом с каким-то светлым истощением. Нет сил себя грызть, нет сил бессмысленно мечтать быть такой. Я не буду. Я у себя такая, какая есть.

Оладьи на тарелке кончаются ужасающе быстро. Я и подумать не успеваю, как прошу добавки. И её тоже уничтожаю.

– Мне точно нужен этот рецепт, – выдыхаю, запихав в себя столько оладий, что еще чуть-чуть – и они у меня из ушей полезут, – я тоже хочу привораживать людей поджаренными кружочками теста.

– Боже, я буду приглашать тебя в гости на каждые выходные, – Хель умиленно складывает ладони, – никто из моих друзей не умеет делать таких изысканных комплиментов.

– Я даже отказываться не буду, – произношу, поднимаясь из-за стола, – скажи, ты не могла бы позвонить Алексею? Он еще в больнице? Я тоже хочу туда съездить.

– Я думала, ты со мной побудешь, – моя новая знакомая отчетливо грустнеет.

– Я бы хотела, но не могу, – развожу руками, – у меня мысли не на месте, когда я думаю, что Ник там сейчас может умереть в любую минуту.

– Ты ведь ничем ему не поможешь.

– Хотя бы буду рядом.

– Ему с тобой повезло, – Хель дарит мне светлую улыбку, – дурак будет, если упустит.

Я пожимаю плечами. Упустит или нет – это не те вопросы, что сейчас решаются между мной и Ольшанским. Только то, действительно ли он что-то испытывает ко мне или все, что он мне демонстрирует – его самоубеждение из-за моей беременности.

По пути в больницу звоню Тимирязеву – он мне столько раз звонил, что даже телефон успел разрядиться.

– Только не говори мне, что Ольшанский без предупреждения увез тебя на Багамы поправлять здоровье, – Артем пытается шутить, но нешуточная тревога в его голосе слышится “невооруженным ухом”, – потому что если да, я немедленно лопну от зависти и уволю вас обоих к чертовой матери.

– Ох, если бы все было так просто, – вздыхаю я и начинаю долгое объяснение что, где, кто. Рассказываю даже про то, что для Ника сейчас его приятель кровь сдает. Потому что это на данный момент одна из самых страшных бед для меня.

– А у меня между прочим – тоже четвертая отрицательная, – задумчиво произносит Артем, – какая, говоришь, у него больница?

Я даже не отговариваю. Только в нежном шоке оказываюсь от того, что наш хозяин не только в курсе таких личных мелочей, как группа крови его подчиненного, но и всерьез хочет сдать кровь для него.

– Увидимся в больнице, я предполагаю, – бросает Артем перед тем, как повесить трубку.

– Увидимся, – киваю, глядя как водитель моего такси паркуется у больницы. И фигуру Лекса на краю парковки сразу примечаю.

– Я бы все тебе рассказал, – Лекс встречает меня ворчанием, а я сразу примечаю, что левую руку он держит чуть напряженно, будто двигать ею ему слегка больновато.

– Ты и вправду кровь для Ника сдавал?

– Сдавал, – он спокойно пожимает плечами, – там не сказать, что сильный дефицит, но сказали – может понадобиться.

– Ладно, – киваю, – показывай куда идти.

Он кивает, ведет меня за собой к зданию поликлиники. Вот только мы дальше входных дверей не уходим.

– Девушка, вам сюда нельзя, – медсестра с пистолетом-градусником заступает мне дорогу.

– Это еще почему? – возмущаюсь я.

Без лишних слов она демонстрирует мне экранчик своего “пистолетика”.

Тридцать семь и семь.

Ну, здравствуйте! Этого еще не хватало!

24. Энджи

Окончательно простуда меня накрывает уже к вечеру. Температура подскакивает до запределья, прорывается наружу тяжелый болезненный кашель. Правда в это время я уже нахожусь в той самой клинике, в которой благодаря рвению Ника у меня теперь есть личный полис. Можно сказать, добровольно сдалась на беспощадное лечение, взяв с Лекса клятву, что он будет меня держать в курсе всех новостей о состоянии Ольшанского.

А какие могли быть варианты?

С учетом того, сколько времени я провела на сквозняке благодаря любви к холодному воздуху одной долбанутой маньячки – простуда была практически неизбежна.

В конце концов, закаленным йогом я от рождения не являюсь. И в проруби не купаюсь, и даже не смотрю – слишком холодно.

Зря, наверное. По крайней мере, когда меня накрывает этим дивным букетом симптомов типичной респираторной инфекции – я очень жалею, что не закалялась раньше. Может, и пронесло бы мимо этой мерзости?

Особо тяжело приходится ночью. Да и микродозы парацетамола, позволенные мне врачом, не особенно улучшают самочувствие. Оно и понятно. Для ощутимого эффекта хороша целая таблетка залпом, а не четыре четвертинки, принимаемые с интервалом в четыре часа.

Сны снятся тяжелые и какие-то такие накуренные, какие мне в сознательном возрасте и не снились никогда. То мне снится, что я средняя голова Змея Горыныча, которая все время недоедает рыцарей, потому что они дураки – с боков атакуют, то что я какая-то летучая фея в которую смертельно влюбился маньяк.

Ну, история с маньяком даже понятно откуда выросла. Но тьфу-тьфу-тьфу, пронесите меня боженьки от таких любовей.