Частная кара

Прельщала Лопасня Олега, добивался он ее отчаянно, пока не получил по мирному договору с Дмитрием в 1382 году.

А в 1380 году Донской определяет переправу через Оку, идучи на Куликово поле, между Каширой и Лопасней, у села Городище. К первому сентября подтянулся к переправе и полк из Лопасненского града. Пришли все, кто мог держать оружие, — и стар и млад. Кажется, после битвы и не вернулся никто.

Потому и исчезла вовсе из русской истории древняя Лопасня. Пошел вдовий город на кормление Олегу рязанскому. А тот и память о нем стер.

Говорили в наших краях, что ходил в Рязань босичком от святой троицы Сергий Радонежский упрашивать Олега, чтобы не выступал со своей ратью на стороне татар.

А в коренных лопасненских застал я еще, казалось бы, необъяснимую нелюбовь к рязанским. Говорили о них всегда недобро.

— Эти-то? Эти супостаты.

— Почему?

— От дедов так...

Многое в Лопасне было от дедов, и как-то раньше не додумывалось, что их устами говорит История.

А вот и еще такое было ли, не было...

Детинец на Бадеевой горе, за рекою Жабой, стены в кремле рублены из дуба, в подсек с наклоном; вал земляной, высокий; бойницы удобные, частые; ворота тяжелые, кованые, и всего двое. Одни, главные, смотрят за реку Жабу на посад, где широкий рубленый переезд с тяжелыми быками выше по течению. Летом с быков кунается в реку посадская мальчишня.

И детинец, и переезд, и быки рубили местные плотники никодоровской артели.

От ворот — копаный изволок к переправе через реку Лопасню, где чернеют на отмели смолеными бортами ладьи, челноки да струги.

Вторые ворота называют Ровки, поскольку выходят на ров с малым подъемным мостом, на узкую конную протопь меж старых пашен, что ведет к Борисову кургану и теряется в дремучих лесах. Туда, при вражьих набегах, угоняют скот и прячут в скрытнях-ровках добро, а иной раз и сами хоронятся.

С Борисова кургана округу видать хорошо: пойменные луга за рекою, густые еловые боры, и среди них сельцо Зачатье с рубленой ветхой церковкой, а чуть ниже по реке и еще одно сельцо, Садки, на чистом окатистом юру, с курганом посередине. С того кургана и еще дальше видно — под самое солнышко и дальше, в синюю марь и тесный разлив лесов, что катится вплоть до серпуховского града. И коли углядят нарочные на садковском сторожевом кургане черный дым над лесами — один, другой, третий — знак беды, то пустят и свой дым. И тогда с криком да плачем кинется лопасненский посад в детинец на долгое сиденье. Погонят мимо скот, понесут добро за Борисову гору, откроют тайные ключи, чтобы не умереть в осаде от жажды...

Умен и изворотлив град Лопасня, а потому и древен. Даже не с язычества славянского ведет свой счет, а с незапамятных съяновских и талежских стоянок, куда и заглянуть страшно. До татар еще в тайных тех местах жили ведуны, не признававшие христианства, ясновидцы и прорицатели, неизвестно как сохранившие свой род, — никто не видел среди них женщин.

От них и местный народ, потому и ЛОПАСНА — дикое, мудрое, изворотливое существо, куда древнее всех домовых, леших, банюшек и ведьмяков. И житель здешний всей Руси на удивление — оборотистый и живучий, себе на уме. Крепкий народец — лопасненский.

С севера детинец прикрыт рвом, валом и покатой горою. Взамет растут тут медвежье ушко, терны да колючая низкая береза. Березе спокон веку расти не дают — усекают по вершинкам. Оттого и густы заросли — не пролазнь. Год из году секут ее, а из сечи вяжут веники. Потому и гора называется Вениковой. Не то чтобы конному — пешему не пробраться.

Второго июля — в день положения риз богородицы — зашли на Лопасню странники. Двое — молодой и старый. Оба босые, в ветхих рясах, в худых скуфейках, а сапоги новешенькие, на нехоженых подошвах, каждый деревянный гвоздик виден. Несли сапоги на плечах, за спинами котомки.

«Христа ради просят», — решили посадские, но когда повернули странники к рублевскому двору, признали в молодом Андрюшку Рублева, сына Ивана-шорника.

И покатилось посадом:

— Андрей Рублев, что был отдан миром в Троицкий монастырь на послушание, пришел до дому с отцом Сергием.

Лопасненский посад хоронился за двумя речками — Теребенкой и Жабой. Крайний во втором порядке над Теребенкой двор Рублевых. К нему и потянулись посадские, сначала бабы, а потом и мужики, каждый со своим делом, а главное — поглядеть на странников, да и послушать их.

— В Серпухов на Высоцкий монастырь идут, — объяснял солидно Иван. — По главному делу... Сейчас отдыхают. Обедню служить будут...

Гордился Иван. И есть чем — понимали посадские.

Жара в тот день стояла несносная. С опаской поглядывали на небо. Не дай бог дождя! По примете, уж коли прольется в день положения риз богородицы, будет хлестать подряд четыре седмицы. Погноит, погубит сено, а травы в том году были обильные.

Но за полдень в пустом небе ни облачка.