Стоп! Кущин — веревочка, которая связывает между собой этих столь не похожих друг на друга людей! Он, первая рука в комитете Сперанского, вдруг командируется в комитет поселений графа Аракчеева...
А сам Аракчеев снова воспылал деятельностью. Является во дворец, подолгу беседует с матушкой. А на Государственном совете сидел на самом виду, мрачный, и думал о чем-то. Не о Минкиной же?! Аракчеев что-то знает».
Николаю Павловичу стало холодно, он зябко передернул плечами.
«Опять тайна...»
В строжайшем, секретном порядке докладывают: в народе, опередив медленно движущийся траурный кортеж с покойным императором, ходят упорные слухи: «Батюшка-царь Александр Павлович жив», «Солдата положили вместо государя в гроб», «Молится за весь народ император-страдалец. Пострижен в монахи». И прочее, и прочее.
Николай распорядился: «Распространителей слухов хватать, нещадно наказывая...»
Слухи достигли Петербурга и пока робко просочились во дворец.
«Аракчеев что-то знает... Ему известна какая-то тайна. Но в руках у меня только один, кто одинаково близок был и к Сперанскому, и к Аракчееву, — Кущин».
— Федрыч, — закричал император, потеряв на миг приобретенную сдержанность, — Федрыч, ко мне!..
Появился Адлерберг, не мальчишка, полковник, несколько удивленный возвращением прежнего, необузданно буйного Николая.
— Значит, так! — все еще не совладав с собой, горячился император. — Кущина ко мне! Кущина из Алексеевского равелина!.. И еще, Федрыч, приготовь бритвенный прибор — будем бриться.
Никто не мог взбивать мыльную пену и так ловко орудовать бритвой, как Адлерберг.
Предчувствуя прикосновение горячего помазка и холодного лезвия к лицу, государь блаженно зажмурился, обретая надлежащую сдержанность. Встал, мягко прошел к окну, чувствуя, как сильное и соразмерное тело легко обретает покой, и ровно и глубоко бьется сердце. Достаточно и того, что он с утра возбуждает себя, к чему эти фамильные вспышки?
Вошел Адлерберг с бритвенным прибором, поставил на столик перед зеркалом, подвинул кресло.
— Ты когда в комитете будешь? — спросил Николай.
— Вечером... Заседание в одиннадцать.
— Что так поздно? — И чуть даже застонал от удовольствия, подставляя лицо, окутанное рыхлой нежной пеной.
— Бывает и позднее, — ответил Адлерберг, направляя на оселке бритву.
— Дело ночное, — хмыкнул, довольный, и попросил: — Ты мне измайловский мундир подай.
Был он в генеральском сюртуке без погон, в безупречной белизны лосинах и в щегольских сапогах, чулком облегающих крепкие икры.
Откидываясь в кресла, потянулся, сладко хрустнули косточки, и он надолго замолчал, крепко закрыв глаза.
Адлерберг углубился в работу.
32. Мир моего детства — Лопасня. На особинку русской была эта сельщина, окруженная грибными, почти таежными лесами, широкими пахотными полями, возделанными еще славянами-вятичами, малыми деревушками и гибельным бездорожьем, в котором увяз Наполеон, а Стремиловский рубеж оказался не под силу фашистской армаде.
Удивительна судьба этого древнего удела в нашей отечественной истории. Впервые Лопасня упоминается Ипатьевской летописью в 1176 году:
«...и потом, после Святослав жены их Михалковую и Всеволожюю, пристави к ним сына своего Олега проводите е до Москве. Олег же проводив и взвратился во свою волость Лопасну...»
Пограничный граф Черниговского княжества хранит рубежи от владимиро-суздальских и рязанских воев.
В 1246 году Батый, взяв в Орду черниговского князя Михаила, убил его. И Лопасня стала уделом вновь образовавшегося княжества — Тарусского.
А спустя восемьдесят два года в Орду призывают князя московского, мудрого и осторожного политика, собирателя русских земель — Ивана Калиту.
Коварны и хитры татарские мурзы, остры их не столько стрелы, сколько глаза и языки. Все досмотрят, все донесут хану. Но остер и изворотлив Иван. Не тощает тугой мешок с деньгами, не скудеют завозни и дворы за Окою, Яузой и Клязьмой. Щедрой будто бы рукою отдаривается князь. И не все разглядит татарский глаз, затуманенный сладкими медами, богатой едой и долгим сном на московских перинах.
Умеет глубоко упрятать Иван тайную жизнь свою, все презрение и ненависть, которыми питает сердце против Орды.
И все-таки, собираясь к хану, понимает — может и не вернуться, а потому и пишет духовное завещание, в котором Лопасня — заглавный город из двадцати одного поименования, оставленных сыну Андрею — отцу Всеславного князя Владимира, принесшего не одну победу Дмитрию Донскому, вплоть до поля Куликова.
Но все это пока впереди. А тогда, четверть века спустя после духовной грамоты Калиты, умирает от моровой язвы Андрей, а на Лопасне чинят расправы и разбой оголтелые рязанцы. Держат в великом томлении лопасненского наместника, пока не получают за него выкуп от Москвы.
В 1371 году гордый и лживый рязанский князь Олег снова воюет с Дмитрием Донским из-за Лопасни, требуя город себе на кормление, якобы за помощь в войне против литовского князя Ольгерда.
Дмитрий не отдает Лопасни, да и помощь в той войне была только на словах.