Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть вторая

ЗВЯГИНЦЕВ. Я вернулся из армии в 1987-м, а в 1988-м первый раз поехал за границу. Причем в ГДР – несуществующее теперь государство. Мы тогда за месяц объехали всю восточную Германию – Берлин, Лейпциг, Дрезден, Эрфурт, Веймар… В общем, все, что можно было посмотреть в ГДР, мы посмотрели. Потом каждый писал доклад, связанный со своей специальностью.

ГОРАЛИК. О чем был ваш?

ЗВЯГИНЦЕВ. Я тогда уже специализировался как реставратор, поэтому доклад был о возможностях приспособления первых этажей городского центра под различные общественные нужды, как в связи с этим должна измениться городская инфраструктура и так далее; какие на эту тему существуют решения в ГДР, чем они хороши или не очень. Тогда в Москве только появился пешеходный Арбат и обозначилась куча разных проблем, о которых просто не думали, когда его делали, так что тема была достаточно актуальной.

ГОРАЛИК. И про Францию бы поговорить.

ЗВЯГИНЦЕВ. Франция – в 1990-м, после пятого курса. Поездка в ГДР была от института, а Франция – это уже МАРХИ стал участвовать в международных программах молодежного культурного обмена. Во Франции тогда существовала, по-моему, и сейчас существует организация под названием APAR. На юге Франции, в районах, где есть множество объектов реставрации, организуется сеть молодежных лагерей, где студенты помогают реставраторам на разных подручных работах.

ГОРАЛИК. Какой это регион?

ЗВЯГИНЦЕВ. Это Прованс, к северу от Авиньона, винодельческий район Кот-дю-Рон. Маленькая деревушка с позднесредневековым холмом посредине. Его опоясывает стена, которую нужно было реставрировать. Руководил профессиональный реставратор, а мальчики и девочки ему помогали; подручные каменщиков, скажем так. Ребята из Англии, Испании, Германии, но больше всего из Франции. Кстати, проведя месяц в этом лагере, я с нуля научился худо-бедно изъясняться по-французски, причем до сих пор все помню. А английский учу всю жизнь, но похвастаться особо нечем… Работа по четыре часа в день, а дальше ты свободен. Можно гулять по виноградникам, рисовать, ездить автостопом или ходить пешком в окрестные маленькие городки на местные винные праздники, что все и делали. Очень много рисовал – такие быстрые наброски-скетчи; несколько таких картинок потом стали иллюстрациями к моей первой книжке. Я был там вместе с моей тогда еще будущей женой. Мы поженились в декабре 1990-го, а это было в августе, такое предсвадебное путешествие во Францию. На обратном пути из Авиньона зависли на неделю в Париже у приютившей нас Лены Зелинской. Денег не было совершенно, и я пару дней сидел и продавал свои провансальские скетчи на ступеньках длинной лестницы, ведущей к Сакре-Кер. И одновременно рисовал новые: купола, люди на лестнице, карусели далеко внизу…

ГОРАЛИК. Что в это время происходило с вашими текстами?

ЗВЯГИНЦЕВ. Стихи потихоньку начали жить своей жизнью. Это даже немного раньше, года с 1987-го, когда я пришел из армии. Я говорил, что архитектурная жизнь стала более интересной, к литературе это относится в той же степени. Стали открываться имена, возможность читать, смотреть, слушать. Я сдружился с Мишей Лаптевым. Совершенно уникальный человек, стопроцентный поэт, который мыслит, изъясняется стихами, ничего кроме стихов вокруг. Вечное безденежье, болезни, постоянный лай собак, которых они с мамой подбирали на улице, табачный дым под потолком, жидкий чай. Огромный, до потолка, шкаф с книгами – потрясающая библиотека русской поэзии. И стихи, он очень много писал. И слишком мало прожил. Миша собирал у себя дома квартирники, устраивал чтения, где можно было увидеть множество интересных авторов, через них узнать о других, по цепочке. Миша переписывался со многими – через него, например, я (сначала заочно) познакомился с Игорем Сидом и Андреем Поляковым, что в дальнейшем привело к появлению литературной группы «Полуостров» (позже к ней присоединилась Мария Максимова). А потом случился Дмитрий Кузьмин с фестивалем молодой поэзии. Это еще одна история про две морковки. Митя ее подробно описал в своей биографии – как ему через газету «Московский комсомолец» достались два мешка писем со стихами молодых авторов, где лежала и моя подборка. Мне позвонил Илья Кукулин, позвал в гости. Я прихожу, а там сидит Кузьмин. Это был сентябрь 1991 года. А буквально через два месяца фестиваль, огромное количество народа, какое-то абсолютно новое пространство, я такого еще не видел.

ГОРАЛИК. Вот же каталитическая мощь у Мити и у этого фестиваля – столько человек упоминает про него. Как ощущалось это «абсолютно новое»?