Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть вторая

КРУГЛОВ. Не знаю… Меня что-то вытолкнуло. Видимо, не время еще мне было… Вот, свечку я поставил перед иконой, крестик взял с собой, и, когда я приехал на похороны бабушки, я крестик закопал ей в могилу. Чувствовал какую-то важность этого действия… Это было, повторяю, 15 февраля – праздник Сретения. И в том же году, на Светлой седмице, после Пасхи, я бабушку увидел во сне. На сны вообще, конечно, внимания обращать не стоит, но тем не менее – значимые сны иногда бывают. Комната, полная света, против света – стол, бабушка боком сидит за столом вся в белом, в платочке, и говорит такие вещи, которых при жизни от нее я как-то не слышал. Что-то такое важное, наставленье именно мне, что всех людей надо любить и жалеть… И это было мне изрядным толчком в сторону неба и Христа. Промыслительно, как я бы сейчас сказал…

Так вот, в 1994 году я поехал в Москву, на этот фестиваль. Собрал денег у родных и друзей… Какая-то фирма спонсировала фестиваль, дело было на Кузнецком Мосту, оплачивали дорогу. Время было лихое, замечательное, никаких проблем, например, с курением в самолете не было, потому что там стоял какой-то азербайджанец возле туалета, собирал по 50 рублей и – курите на здоровье. Мы еще часа полтора ждали отправки рейса, потому что опять же те же самые лица загружали бананы, полный самолет бананов.

Мне Дима дал телефон домашний свой. Он жил тогда на проспекте Миклухо-Маклая. Я прилетел туда в два часа ночи, приехал на такси на этот проспект Миклухо-Маклая и из ближайшего автомата позвонил Диме. Кто мне отвечал, не знаю, потому что голос был довольно молодой, кто-то из его друзей, может. Меня строго отчитали, что я звоню в два часа ночи, а мне куда деваться-то. После этого трубку передали Диме, он сказал: «Конечно, приходи», объяснил, как туда идти. Я пришел. Маленькая кухня, кругом горы макулатуры, книг и бумаг, между ними – тропинки… Я пробрался на кухню, там сидит Дима, у него в одной руке телефон, в другой еще чего-то, он в рабочем процессе… Вот так и познакомились.

Жить нам, приезжим, было определено в общаге Института дружбы народов. Утром я Диму разбудил и спросил, как туда проехать. Он объяснил, что вот, на метро. Я говорю: «А как пользоваться метро?» Перед таким вопросом коренной москвич, кадровый филолог, умнейший человек своего времени, впал в ступор и наконец спросил: «А разве ты не видел этого в кино?» Я сказал: «Знаешь, учебных фильмов про метро, по-моему, пока не снято». Он воодушевленно говорит: «А вообще хорошая идея, надо бы снять!» Я хотел было спросить, не собирается ли он сию минуту снимать учебный фильм про метро, но сдержался: человек ночь не спал, ему работать на фестивале, а я тут с дурацкими вопросами. Сам добрался… Вообще, я очень люблю метро, кстати сказать. Даже если у меня бывают какие-то недомогания, они почему-то проходят сами собой, как только я спускаюсь в метро и вдыхаю этот неповторимый резиновый ветер, вижу лица людей…

Я вселился в общагу, потом оказалось, что у меня соседи – питерские ребята. На то же самое приехавшие. Мы познакомились. Это были Володя Бауэр, Алишер, Шура Беломоин. Выпито за знакомство было изрядно, и мы в веселом расположении духа поехали на поэтические чтения… Чтения были замечательные, много интересных авторов (я не был в основной программе, не подходил уже по возрасту, был приглашен просто как гость). Затем питерцы пригласили меня к себе в гости, там должен был быть фестиваль верлибра.

ГОРАЛИК. Это были два разных фестиваля, один за другим, верно?

КРУГЛОВ. Да.

ГОРАЛИК. Фестиваль верлибра, наверное, уже тогда делал Юрий Орлицкий?

КРУГЛОВ. Да, по-моему, да. Я в нем не участвовал, не мог участвовать просто физически. Я только заглянул туда, сказал что-то вежливое, купил, помню, сборник рассказов Мамлеева с иллюстрациями Шемякина – такие вещи я различаю в любом состоянии, и товарищи, взяв меня под руки, повели дальше. Были на какой-то выставке митьков, помню огромную копию портрета Мусоргского, сделанную в митьковской манере, и подпись: «Антиалкогольная картина»… Последнее, что я помню, – они специально наняли какую-то девицу-экскурсовода, чтобы показывать мне Питер. Мы залезли на Исаакий, они с большим интересом расспрашивали у гида, где и что, и она им все показывала, а я гулял по этой крыше сам по себе.

Потом были еще публикации, «Митин журнал», например, что-то перевели французы… Это все было замечательно, конечно, но время шло, и в 1996 году стихи писаться перестали. Сами собой. То есть техника и все прочее остались – смысл исчез.