Читаем Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть вторая полностью

НЕШУМОВА. Это не совсем так.


ГОРАЛИК. Расскажите тогда как, если можно.


АХМЕТЬЕВ. Понимаете, может быть, я все-таки не очень умею это. Иногда что-то получается, в голову приходит, я и записываю. А с другой стороны я… Как-то действительно надеешься на будущее. Я здесь намечаю, скажем, в комментариях к Сатуновскому, что можно развить и сделать какую-то концептуальную статью или эссе. Но самому мне как-то лень это писать. То, что мне не лень, я пишу. Неплохо было бы…

У меня были колебания, прежде чем встретиться с вами. Ведь все, что я вам рассказываю, я, разумеется, мечтал когда-то сам написать. И думал: что это я забегаю вперед, может быть, не стоит все это рассказывать, а потом именно написать? С другой стороны нет смысла отказываться.


ГОРАЛИК. Я просто триггер. Я работаю электростимулятором.


АХМЕТЬЕВ. Я понимаю, поэтому мне это все достаточно естественным кажется.

2013

Евгений Бунимович Вкратце жизнь

Бунимович Евгений Абрамович (р. 1954, Москва) – поэт, педагог, публицист, общественный деятель. Окончил мехмат МГУ, преподавал математику, был депутатом Московской городской Думы. Заслуженный учитель России. Награжден премией Москвы в области литературы и искусства (2002), дипломом премии «Лучшая поэтическая книга года» (2010), премиями журналов «Знамя» (2012) и «Октябрь» (2015) и др.

ГОРАЛИК. Расскажите, что можно, про вашу семью до вас.


БУНИМОВИЧ. Я родился в довольно благополучной и, наверное, счастливой семье. Думаю, это многое во мне определило. Вокруг был не очень понятный и не очень добрый мир – тем важнее это ощущение, что всегда были, есть и будут мама и папа, которые любят тебя больше всего на свете. Это было абсолютно и абсолютно естественно.

Семья у меня однозначно математическая. Папа, мама, старший брат – все математики. Отец закончил механико-математический факультет МГУ, легендарный мехмат, ушел на войну, вернулся в аспирантуру, в итоге стал профессором все того же мехмата. И с мамой они познакомились на мехмате. И мой старший брат заканчивал мехмат, и я. Потом уже мой сын, жена его учились там же. Да и я ведь всю жизнь не литературу в школе преподавал – все ту же математику.

И бабушка была учительницей математики. Сама она училась на каких-то высших женских курсах. Сохранилась даже групповая фотография – похоже, выпускная. Но – где это было? Когда? Как и в любой, наверное, семье, жившей и выживавшей при советской власти, многое скрывалось, вслух не говорилось, тут был и страх, и желание уберечь детей – для их же блага.

Все мои дедушки-бабушки были детьми местечек. У всех было множество братьев и сестер, о которых не знаю почти ничего – разбросало всех по миру. Отец отца, дед Исаак, учился в Воложине, в местной иешиве. Недавно обнаружил в интернете, что Воложинская иешива была в те времена солидным, известным всей Европе учебным заведением.

Будучи в Киеве на поэтическом фестивале, свернул с Крещатика на Фундуклеевскую, где жили дед с бабушкой, где родился отец. Бродил по дворам в тени знаменитых каштанов. Похоже, неплохо они жили.

Отец родился в 1917-м, том самом, город брали безостановочно то красные, то белые, то зеленые, то желто-блакитные… В общем, Булгаков. Мало того, была и чисто медицинская проблема: бабушка рожала после операции, с одной почкой. Обошлось.

В конце 1920-х деда арестовали, обвинили в троцкизме. Дед Исаак был писчебумажником, едва ли он знал, кто такой Троцкий. Донос на деда написал его секретарь. Потом в тогдашнем потоке доносов пришел донос и на этого секретаря как на сына кулака – бумагу настрочил его односельчанин, который случайно увидел парня на киевской улице. Того тоже взяли. Что неудивительно. Удивительно, что деда выпустили. Потом, в 1930-х, уже никого не выпускали.

Дед бросил дом, работу, взял жену, сына, переехал в Москву, где старался уже нигде никак никогда не светиться, стал незаметным клерком. Зато в Москве активизировалась баба Роза, которая занялась ликвидацией неграмотности и организацией школ рабочей молодежи.

Жили они на Патриарших прудах. Это одно из самых моих московских мест. Оттуда в 1941-м отец ушел добровольцем на фронт, туда же вернулся после победы. Это было чудо: единственный сын в семье, прошел всю войну, передовая, артиллерийская разведка, и – живой вернулся. Вот тогда, сразу после войны, папа с мамой и познакомились. Папа восстанавливался в аспирантуре, а мама вернулась из Ташкента, где была с мехматом в эвакуации.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза