Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть вторая

«Самиздат века», НП («Неофициальная поэзия») и начало дружбы с Леней Виноградовым. Несколько лет, которые ему еще осталось прожить. Он умер 1 апреля 2004 года. А в 1998-м или в 1999-м я ему предложил издать книжку (идея была Андрея Белашкина). А у него не было к тому времени ни одной книжки, ему уже было 60 лет. И он сначала не поверил, а потом поверил. То есть поверил, когда книжку удалось все-таки сделать. Когда я ему предъявил книжку. И мы стали уже делать с ним разные его книжки время от времени. И вообще подружились. Я обычно ездил к нему по делам, мы уговаривали там какой-нибудь флакон и разговаривали обо всем на свете. И по телефону много мы общались. Один единственный вечер мы устроили Лени Виноградова в Потаповском, в «ОГИ». Он там выступал. Он там каждое свое стихотворение, он же минималист, читал дважды. Это как раз подхватил потом Гера Лукомников, он стал тоже так делать. А изобретателем этой формулы был Леня Виноградов.

ГОРАЛИК. Вы, наверное, тот, кто знает, как он себе это объяснял?

АХМЕТЬЕВ. Не помню, какие-то слова он говорил. Но это же в общем-то очевидно. Мы же всегда стихи глазами перечитываем, он сделал, чтобы ушами это происходило. Ну вот, я занимался этой антологией и разные другие проекты возникали. В 2003 году возник Володя Орлов, с которым мы так до сих пор и сотрудничаем. Первая книга, которую мы с ним сделали, был Кропивницкий, большая книга 2004 года. Потом Маковского мы книжку сделали маленькую, последнюю книжку сделали посмертную Виноградова. И так далее. Да, а параллельно Оболдуев возник. Тут уже, знаете, история каждой из этих книг… Или история моих взаимоотношений с публикациями этих авторов, каждая из них – это отдельная такая история, там свои есть повороты. И сложности были, и страшные переживания иногда. Из самых уже близких вот эта история с антологией «Русские стихи второй половины XX века», которую придумали… Это идея была Германа Лукомникова и Володи Орлова. И конечно, они предложили мне тоже в этом участвовать, и я, конечно, согласился и на два с лишним года погрузился в эту работу. Я лишь скажу, что работа продолжается сейчас. Видимо, она скоро закончится, потому что там все стало немножко по-другому. То есть я сначала думал, что остаток жизни пройдет в занятиях антологией. Мы посоставляем эти 50 лет, потом возьмем предыдущие 50 лет, почему бы и нет. Так доберемся до Дельвига.

Я не знаю, что я успею из того, что надо сделать. Там уже такой список.

ГОРАЛИК. Вы так много делаете для чужих текстов, в том числе – для текстов, которые, скорее всего, без ваших усилий никогда бы до нас не добрались. Это про что?

АХМЕТЬЕВ. Это так получилось. Я незаметно втянулся в это. Просто вот любимые авторы первые, допустим, были в 1990-х годах – Соковнин и Сатуновский. Я думаю: ну вот, я издал Соковнина первую книгу и первую книгу Сатуновского, это значит, что я уже вошел в историю. Мне казалось, это очень важно. Я же говорил про контекст. А потом оказалось, что уже остановиться невозможно и что чем дальше, тем этого больше возникает. Каких-то идей, предложений, какие-то архивы отдают. И допустим, Миша Файнерман умер, с Мишиными текстами нужно что-то сделать, они не все изданы. Я бы и отдал кому-нибудь, но что-то никто не приходит, не берут. Я не то чтобы… Нет, конечно, есть спортивный интерес, азарт сделать, но мне кажется, это не главное. Это стало образом жизни.

ГОРАЛИК. Вы упомянули, что может времени не хватать на все, что надо сделать, – а бывает чувство, что это такой сложный компромисс – успевать что-то со своими текстами или работать с чужими?

АХМЕТЬЕВ. В смысле, не мешает ли одно другому?

ГОРАЛИК. Да, буквально – в плане распределения сил и времени.

АХМЕТЬЕВ. Ну да, физически да, сложно. Но мне как-то спокойно, в том смысле, что мой способ писания моих собственных текстов и отношение с ними, он такой немножко… Щадящий режим, они всегда как-то самозарождались, и я не особенно переживал. И поскольку они продолжали самозарождаться параллельно и другим всяким жизненным обстоятельствам и занятиям, то и слава Богу. Может быть, если бы я не занимался книгами, может я больше бы своих стихов написал. А может и нет.

ГОРАЛИК. Что еще важно сказать о вот этих последних десяти годах?

АХМЕТЬЕВ. Как раз в 2003 году возник Володя Орлов, это с одной стороны. С другой стороны, Шумчик возник. Слава Богу. В этой квартире я живу с 1999 года, до этого я жил на Щелковской в однокомнатной. Занятия… Улитин. С 2002-го начались занятия Улитиным, которые то захватывали, то немножко уступали место другим занятиям.

НЕШУМОВА. А ты не будешь рассказывать про Маковского?

АХМЕТЬЕВ. Да, конечно, про каждого из этих людей можно было бы рассказать, но это надо будет тогда назад немножко прыгать. Маковский возник как человек в 1984 году, а в 1995 году он уехал, исчез. Но вот эти годы, когда он был, он был очень важен. Но он всегда, и сейчас, конечно, остается очень важен. Сколько я гениальных людей встречал в своей жизни? Человека три или четыре точно. Из них двое были связаны с Новосибирском. Маковский и Овчинников.