Частные начала в уголовном праве

Не бесспорна также точка зрения П. С. Дагеля, который, признавая понятие «потерпевший» общим для уголовного и уголовно-процессуального права, исходит из того, что «первое предложение в соответствующей статье уголовно-процессуального законодательства дает именно материально-правовое понятие “потерпевший”, а второе предложение определяет, при каких условиях потерпевший становится участником уголовного процесса, приобретает процессуальные права и обязанности» .[101]

Рассматривая данную законодательную конструкцию как наиболее приемлемую, автор не учитывает, что нормы УПК призваны регулировать уголовно-процессуальные отношения и не должны определять понятия и категории материального права, которые стержнем пронизывают уголовный закон, но не находят в нем легального определения.

Констатируя тот факт, что УПК РФ указывает на некоторые материальные признаки потерпевшего, существующее положение вещей нельзя признать итогом закономерных и обоснованных действий законодателя.

Думается, норма ч. 1 ст. 42 УПК РФ была призвана заполнить брешь в категориальном аппарате российского законодательства. В соответствии с требованиями законодательной техники, признание уголовно-процессуальной фигуры потерпевшего и наделение ее соответствующими полномочиями должно основываться на существовании потерпевшего в уголовно-правовом смысле. Однако отсутствие законодательно определенных материальных признаков потерпевшего не позволяло формулировать процессуальные положения, производные от материального статуса. Наиболее доступным и легким способом разрешения возникшего противоречия законодатель посчитал введение в УПК уголовно-правового понятия потерпевшего и формулирование на его основе процессуального статуса последнего.

Несмотря на отсутствие в уголовном законе определения потерпевшего, на теоретическом уровне это понятие рассматривается достаточно полно.

По мнению Г. И. Чечеля и В. С. Минской, «основными базовыми элементами уголовно-правового понятия “потерпевший” являются:

– то, что потерпевший – субъект права, участник охраняемых законом общественных отношений;

– факт наличия вреда в виде фактического ущерба или реальной возможности его нанесения;

– запрещенность причинения вреда именно той правовой нормой, за нарушение запрета или веления которой виновный привлечен к уголовной ответственности»[102].

Думается, приведенный перечень следует дополнить еще одним признаком – непосредственностью причинения вреда преступлением.

А. Н. Красиков рассматривает потерпевшего как «физическое лицо, в отношении интересов которого совершено оконченное или неоконченное преступное посягательство»[103]. Признавая справедливость позиции автора в отношении существования фигуры потерпевшего на любой стадии совершения преступления, сложно согласиться с ограничением круга потерпевших физическими лицами, тем более что на законодательном уровне этот вопрос разрешен однозначно.

Наиболее сложным в определении уголовно-правового статуса потерпевшего видится вопрос о целесообразности использования данного термина для обозначения лиц, которые дают согласие на нарушение собственных благ непреступными действиями. Речь идет о случаях невиновного причинения вреда, совершения деяния лицом, не являющимся субъектом преступления, о правомерных действиях, а равно о случаях согласия лица на причинение вреда собственным интересам, если такое согласие исключает преступность деяния.

П. С. Дагель, анализируя эту проблему, отмечает, что «потерпевший – это лицо, которому вред причинен преступлением; если нет преступления, то нет и потерпевшего в уголовно-правовом смысле этого слова»[104].

По-иному подходит к решению вопроса Д. Б. Булгаков. Он определяет потерпевшего в уголовном праве как «лицо, которому причинен тот или иной вред общественно опасным деянием»[105].

Интерес представляет позиция Б. В. Сидорова. Автор отмечает, что «потерпевшим в уголовно-правовом смысле может считаться только физическое лицо, являющееся непосредственной жертвой преступления, чьи права и охраняемые законом интересы были нарушены или поставлены под угрозу совершаемым в отношении него преступным посягательством»[106]. При этом лицо, пострадавшее от иного запрещенного уголовным законом деяния, совершенного в состоянии невменяемости, или в случае недостижения причинителем вреда возраста, с которого наступает уголовная ответственность, следовало бы, по мнению автора, признавать жертвой такого деяния, а лицо, пострадавшее во время совершения им правомерного, социально полезного поступка, совершенного, в частности, в состоянии необходимой обороны или необходимости задержания преступника, – жертвой правового случая[107].

Соглашаясь с мнением П. С. Дагеля и Б. В. Сидорова о необходимости признания потерпевшими только лиц, пострадавших непосредственно от преступления, мы исходим из следующих посылок: