Частный сыск

Только когда уже начало смеркаться, Наташа вспомнила, что хотела зайти в оргкомитет конгресса и отменить свое выступление.

— Простите, у меня срочное дело, если вы меня проводите, я быстро, — почему-то сказала она, хотя поначалу решила, что вот есть хороший повод распрощаться с джентльменом.

— А куда вам?

— Во Дворец конгрессов.

— Ах, это современное убожество?! — скривился англичанин. Наташа уже решила, что он сейчас откажется сам. — Ну что ж, поехали.

До дворца добрались в момент. Но в оргкомитете никого уже не было. Только секретарша сказала:

— Профессор Колтановакер будет завтра.

Впереди был целый вечер.

Наташа оценивающе посмотрела на своего непрошеного кавалера и предложила:

— Пойдемте в оперу.

Она никогда не думала, что человек может так весело, так заразительно и так долго смеяться.

— В оперу?… — сквозь смех спрашивал Леринг. — В датскую?… Слушать датские голоса?… Ой, не могу!.. Вы меня уморить решили, миссис Натали.

Наташа тоже невольно стала улыбаться. Действительно, откуда в этой сухой стране могут быть настоящие оперные голоса. Не Италия же.

— Вы знаете, а мне нравится, — тем не менее настояла она.

— Странный вкус, — поморщился Леринг, но в оперу таки пошел.

Давали «Пер Гюнта». И пели здорово. Голоса были, да какие! Нет, в них не было итальянской сочности, но была такая мудрая глубина, такая скорбь, что Наташа ничуть не пожалела времени. Леринг, кажется, тоже смирился, во всяком случае, очень быстро перестал отпускать колкости и заслушался музыкой.

После спектакля Наташа позволила ему проводить себя до отеля и протянула руку для прощания.

— А разве мы не поднимемся к вам? — с полным недоумением спросил Леринг.

— А разве мы поднимемся ко мне? — в тон ответила Наташа.

Из номера позвонила в Москву. Почему-то дома никто не брал трубку. Позвонила Виктору в мастерскую — тишина.

Только мама ответила.

— Ната, как ты там? — Затараторила она. — У нас все в полном порядке. Инночка спит, поела и спит как суслик…

Откуда мать знала, как спит суслик?

Наташа быстренько рассказала о первых впечатлениях — о Леринге, естественно, ни слова, — целую, обнимаю.

Легла спать, и последней мыслью было: где там сейчас этот неудачник? А кто: муж или Леринг, так и не додумала.

ЛИЦО БЕНДЖАМИНА ФРАНКЛИНА

У Чернова был выходной.

Как-то так получалось, что у них с Катюшей выходные не совпадали. Скользящие графики скользили по-разному.

Катюша совсем недавно выучилась водить, с грехом пополам получила права, и каждый раз, когда она ехала на работу одна, Григорий волновался. Впрочем он был в какой-то степени фаталистом. От судьбы не уйдешь.

И ему самому не уйти от судьбы. Надо давать взятки учителям. Интеллигентные взятки — сервизы, шоколадные наборы… Как это мучительно, постыдно, неловко… Чернов всячески оттягивал этот день, но сейчас ждать уже было нельзя. До экзаменов осталось десять дней.

Антона теперь водили в школу за ручку, иначе у парня постоянно возникала патологическая тяга свернуть в подворотню не доходя до школьного двора.

Чернова удивило, что учителя принимали его дары с каким-то невозмутимым спокойствием (никаких суетливых движений, оглядываний по сторонам). Значит, привыкли. А вот Григорий чувствовал себя отвратительно, он отводил взгляд и невольно краснел. Одно его оправдывало в собственных глазах: сына вроде бы допускали к экзаменам и чуть ли не гарантировали железную тройку.

Вернувшись домой, Чернов первым делом метнулся в туалет, поднял крышку сливного бачка, вынул полиэтиленовый сверток. Ему было приятно держать ЭТО в руках. Физически приятно. Легонько подрагивало сердце и холодело внизу живота.

Двадцать тысяч американских долларов — увесистая пачка стольников, скрепленных резинкой для волос. Двести изображений усталого лица Бенджамина Франклина. Сумма, которую Григорий вряд ли заработал за всю свою предыдущую жизнь. Фантастическая сумма. Это новая машина, или новая мебель, или дачный участок, или… Фантазировать можно до бесконечности.

Но за что? За какие заслуги перед отечеством? Что-то не сходится… Это уже даже не смешно. Впрочем, саму возможность, что это была чья-то шутка, Чернов уже отмел начисто. Таким юмором мог обладать только пациент психиатрической лечебницы, а таких знакомых у Григория не было.

За что?

Может, конверт предназначался вовсе не ему? Опять не сходится. Почтовый ящик его, да и телефонный звонок…

Может, перепутали его с кем-то? Но хорошо это или плохо? Смотря с кем перепутали…

Григорий ни словом не обмолвился с родными о странной находке. Почему-то вдруг почувствовал страх. Страх непонятный, запретный, почти мистический. Объяснить-то он все равно ничего толком сможет.

Да и Катерина в последние дни стала какой-то нервной, он иногда ее просто не узнавал. Один раз даже поссорились крепко. Что-то там у нее на работе стряслось, что ли…

А если закопать? Выехать за город и закопать в лесу? Не забыть бы только место пометить. Нет, не то… Так нельзя. Это не его деньги. Их надо вернуть владельцу. Но кто этот владелец?