Частный сыск

— Ну, по-моему, картина преступления ясна, однако… Разве вы не станете ходатайствовать за обвиняемых? — робко поинтересовалась Наташа.

На другом конце провода помолчали, прежде ответить.

— И не подумаю. Может, если бы речь шла о ком-нибудь другом… Но в данном случае — нет, нет и нет! Это не люди, это звери. Особенно их главарь Чернов. Вот уж экземпляр. Хитрый, изворотливый, абсолютно бессовестный и крайне жестокий. Вы видели, что он сотворил с трупами убитых им милиционеров!.. Я, знаете ли, пытался поговорить с ним по душам… Ну, понять его, что ли, зачем он так, почему. Представьте, никакого раскаяния. Впервые сталкиваюсь с подобным!.. Вор, убийца, негодяй — и ни малейшего сожаления о том, что совершил. А как он рассказывал о том, как прятал трупы, — будто о чем-то будничном, каждодневном… Мол, подумаешь, велика важность, запихнул в морозильник, как пельмени или рыбу. Ни единый мускул на лице не дрогнул!.. — Наташа услыхала в трубке частое, взволнованное дыхание. Затем Порогин продолжал: — Его надо судить по всей строгости закона, без скидок л поблажек. Чтоб другим неповадно было — нигде и никогда!.. Вы — обвинитель, вам и карты в руки.

Распрощавшись со следователем, Клюева вновь раскрыла материалы дела и нашла личную карточку Чернова.

С фотографии на нее глядело мрачное лицо с небритыми щеками и яростными глазами.

«От одного такого взгляда — мороз по коже», — подумала Наташа, против воли поежившись.

Что-то смутно напомнило ей это лицо, но что — Наташа не могла вспомнить.

Пожалуй, Порогин был прав. Существуют ситуации, когда не надо думать о возможном смягчении наказания. Тяжесть приговора все-таки должна быть соразмерна тяжести преступления.

Возможно, в данной истории допустимо говорить о снисхождении к исполнителям, сержантам милиции, которые не были полностью посвящены во все обстоятельства.

Однако организатор должен ответить за все сполна. Уже хотя бы потому, что именно ему пришла в голову идея этого чудовищного преступления, хотя бы потому, что он ни на секунду не задумался, когда на карту были поставлены человеческие жизни. Неужели его собственная жизнь дороже жизней погибших людей?…

Наташа еще раз поглядела на фотографию коротко стриженного человека с яростными глазами и захлопнула папку.

Где же она видела этого усача?…

Задние ворота раскрылись, и во двор суда въехала черная машина-фургон с зарешеченными окнами.

Наташа из окна наблюдала за нею.

Из водительской кабины выпрыгнул военный, поправил фуражку, надраил пригоршней снега и без того сверкающие хромовые сапоги и не спеша направился к дверце фургона.

— Вон они, вон они! — услыхала Наташа жаркий шепот за спиной и обернулась.

У соседнего окна сгрудилось несколько человек, с жадностью провожавших взглядами четверку подсудимых.

Защелкали затворы фотоаппаратов.

Н-да, процесс обещал стать громким событием.

Наташа с тоской осознала это, когда еще у подъезда суда наткнулась на пронырливую стайку телевизионных репортеров, распаковывавших на пронизывающем ветру свою громоздкую технику.

А в вестибюле уже сиял ослепительный свет, и манерная девушка с высокой белокурой прической и чудовищно-карминными губами, держа в руках микрофон, глядела в объектив телекамеры и громко, чеканно выговаривала:

— Сегодня наконец настал момент, когда мы всем миром должны объявить войну коррумпированным государственным служащим, наделившим себя от нашего имени безграничной властью. Весьма показательно, что нынешний процесс расследует преступные деяния банды вчерашних служителей закона. Надев милицейскую форму, они беззастенчиво грабили государство, то есть нас с вами.

Но на их совести не только подлоги и грабеж, на их совести — зверские убийства двух сотрудников службы безопасности, которые пытались изобличить преступников. Сегодня ведется спор: насколько тяжелым может быть наказание в гуманном обществе, и часто подымаются голоса за отмену смертной казни. Однако не будем забывать, что степень гуманности общества определяется не только его отношением к нарушителям, но и к законопослушным гражданам. Разве можно назвать гуманностью, когда помилованный убийца, выйдя на свободу, вновь лишает жизни ни в чем не повинных людей?! Будем надеяться, что нелюдям, которые оказались на скамье подсудимых, воздастся по заслугам. В этом и заключается высшая гуманность. Сейчас раскроются двери зала суда, и мы сможем заглянуть в их лица…

Поморщившись, Наташа прошла мимо.

— Простите, это вы прокурор? — подскочил к ней юркий молодой человек с озабоченным лицом, сжимавший в руках блокнот и карандаш.

— Простите, а в чем дело? — в тон ему отвечала Клюева.

— Газета «Московский комсомолец», отдел уголовной хроники. Два вопроса для нашего издания…

— …и ни одного ответа, — подхватила Наташа. Молодой человек оскалился в улыбке и, кажется, вовсе не счел себя обиженным.

— Я хотел бы знать мнение обвинительной стороны, — затараторил он, заглядывая в свои записи. — Адвокат подсудимого сказал, что надеется выиграть процесс…

— «Надежды юношей питают».