Частный сыск

— Насколько мне известно, картина преступлений восстановлена в мельчайших подробностях, и попытки защиты поставить под сомнение вину подсудимых вряд ли приведут к положительному результату.

— Я не поняла, в чем вопрос.

Молодой человек задумался, а затем вдруг резко поменял тему:

— Не могли бы вы обозначить мотивы, которыми руководствовались обвиняемые при совершении своих деяний?…

— Насчет мотивов — это не ко мне, — отрезала Наташа. — Хотя я могу высказать личное мнение. Все начинается в тот момент, когда человек ставит деньги выше всех радостей жизни. Не поймите превратно: деньги — это хорошо, особенно когда они есть, но нельзя же думать только о них!..

— Минуточку, — пробормотал корреспондент, лихорадочно внося записи в блокнотик, — вы мне подсказали замечательную идею для заголовка: «Деньги — это очень хорошо, особенно когда они есть». Обязательно использую!..

— И не забудьте прислать гонорар, — без тени улыбки произнесла Наташа и пошла прочь по коридору, оставив собеседника стоять с открытым ртом.

Зал судебных заседаний был полон.

Клюева с удивлением оглядывала собравшуюся публику, пытаясь определить: неужто все эти люди — просто зеваки, охочие до уголовных сенсаций?

Публика негромко переговаривалась между собой, сохраняя на лицах чинное выражение, и ожидала главного.

Открылась небольшая, крашенная грубой коричневой краской дверца, и первым появился конвоир с каменным лицом.

За ним следовали обвиняемые.

Наташа впервые увидала их вживую, а не на плохого качества тюремных фотоснимках. Она с жадностью вглядывалась в их сумрачные лица.

Ярошенко, бывший начальник отделения милиции. Долдон, определила для себя Клюева, в лучшем случае — более или менее сносный исполнитель чужой воли.

Калинин. Мальчишка, позарившийся на большие деньги и решивший: раз начальник ворует, значит, и мне все простится.

Леонтьев. Себе на уме. Вероятно, если бы не эта история, был бы кандидатом на должность начальника в случае ухода Ярошенко на другую службу.

Чернов появился последним. Сначала Наташа увидела глаза, блеснувшие за плечами Леонтьева, и против воли поежилась. Что-то страшное было в этом озлобленном взгляде, почти звериное. Глаза горели на осунувшемся лице, как два угля.

Ничего себе, пронеслось в голове прокурора, да ведь он даже не находит нужным скрывать, как ненавидит всех и вся, и готов растерзать каждого…

С подобным поведением обвиняемого в зале суда она сталкивалась впервые.

Чернов оглядел зал и опустил голову.

«Но где же я его видела?» — снова промелькнула мысль.

— Прошу встать, суд идет.

Наташа невольно усмехнулась, увидев разочарование на лицах собравшихся, когда вместо представителя Фемиды в зал вкатилась вертлявая Самулейкина.

— Прошу сесть.

Самулейкина вскарабкалась на высокое кресло, и Наташа увидела, что ее ноги не достают до пола.

Начались привычные процессуальные формальности, и сразу стало скучно.

Наташа видела, как адвокат Ярошенко лениво чертит в блокноте фигурку балерины в пышной пачке и с венком на крошечной головке.

Затем, внезапно оживившись, он вскочил и потребовал привлечь в качестве свидетельства без приобщения к делу магнитофонную запись, из которой явствует, что Чернов сам, без помощи подзащитного, готовил и осуществлял убийство милиционеров.

Адвокат потряс в воздухе кассетой и передал секретарю.

По залу пронесся шепоток, который, впрочем, вскоре стих, потому что ход заседания возвратился на привычные рельсы.

Самулейкина болтала в воздухе ногами и старалась сохранить на лице строгое выражение. Взгляд ее то и дело возвращался к чеканному профилю красавца конвоира, стоявшего у барьера с подсудимыми, и скользил по его выпяченной груди.

Публика, расслабившись, начала тихонько переговариваться, и Самулейкиной в конце концов пришлось зычным голосом призывать собравшихся к порядку.

Наташа наблюдала за Черновым.

Он сидел, низко опустив голову, и густые брови смыкались на переносице.

Наташа видела плотно сжатые губы и гуляющие по натянутым серым щекам огромные желваки. Его ссутулившиеся могучие плечи время от времени судорожно подрагивали.

Итак, этот человек был мозговым центром предприятия, его движущей силой. Он задумал и сумел привести в действие дьявольский маховик, с помощью которого перекачивал себе в карман миллионы долларов.

Из материалов дела так и не было понятно, куда же он девал их.

Жил скромно, питался в недорогой столовой, курил дешевые сигареты.

Жена вот уже который год ходила в старенькой дубленке из искусственной кожи.

Сын никак не мог выпросить в подарок новые кроссовки и школьный рюкзак.

«Жигуленок», на котором Чернов ездил на работу, разваливался на ходу.

Зачем человеку требовалось это преступное богатство, если он даже ни разу не сумел им воспользоваться?…

Чернов тяжело вздохнул и, не подымая головы, помассировал ладонью затекшую шею.

Жест убийцы, сразу решила про себя Наташа. В этом жесте была основательность, неторопливость и какая-то непритворная уверенность в собственной правоте.

Этой рукой он убивал двоих милиционеров, с этой руки смывал кровь после того, как надежно спрятал тела в аэропортовской морозильной камере.