Частный сыск

Он виновен. Он заслуживает самого страшного наказания. Впрочем, выстрел в затылок — разве это так страшно, так мучительно? Скорей, гуманно и милосердно. Смерть мгновенна. Он не успеет и заметить, как отлетит в мир иной. Вот если бы в кипящую смолу, если бы на костре живьем…

Наташа вспомнила свое выступление на конгрессе. Нет, тогда она еще не знала Чернова, возможно, минутное озарение ее было бы не таким благостным. И она бы действительно сказала: в России отменять смертную казнь рано.

Она готовилась всю ночь, раскладывала по полочкам свою будущую речь. Заснула на пару часиков, и то под утро. Витя ей не мешал. Кроме того, он в последние дни полностью взял на себя все домашние заботы, в том числе и заботу об Инночке — кормил ее, купал, гулял с ней во дворе.

Все-таки вовремя они помирились. Очень вовремя…

Еще минуту назад Наташа была спокойна, как сфинкс. Но в то мгновение, когда она уже поднялась со своего места, одернула юбку и полуобернулась к залу, ее охватило оцепенение, она заволновалась, во рту пересохло.

Опять двадцать пять… Никак не могла она привыкнуть к этому моменту — молчаливый зал наблюдает только за ней, ловит каждое ее слово. Это как выход на сцену. И каждый раз в новой, но главной роли. Только актер имеет возможность долго репетировать, заучивать текст наизусть, достигать в своей игре совершенства, а она — нет. Она может лишь импровизировать на тему «заключительная речь государственного обвинителя».

Ее зрители делятся на два лагеря. Один — доброжелательный, одобряющий, подбадривающий — состоит из людей, так или иначе связанных с потерпевшей стороной. Другой же — настороженный, враждебный, наэлектризованный. Это члены «команды поддержки» подсудимых. Их много.

Так что в любом случае полного триумфа ей не дождаться. Какой-то из лагерей обязательно устроит ей обструкцию, иначе и быть не может…

Но самый сильный энергетический посыл (Наташа ощущала его почти физически, аж мурашки по спине) летел из дальнего ряда, с тех кресел, где сидели жена и сын Чернова.

Наташа боялась даже смотреть в их сторону. Нет, «боялась» — не то слово. Она просто не могла смотреть, не могла выдержать этих взглядов.

«А если бы мой Витька убил? — совсем некстати ей в голову пришла такая мысль. — Как бы я к нему относилась? Продолжала бы любить? Возненавидела бы? Или и то, и другое? Смогла бы я даже мысленно быть прокурором по его делу?»

— Тишина в зале! — гаркнула Нина Ивановна Самулейкина. — Предупреждаю: кто откроет рот-сразу удалю!

— Можно? — спросила Наташа, проверяя этим единственным словом свой голос. Вроде звучит достаточно твердо.

— Можно, — кивнула судья.

И Наташа заговорила. Начала медленно, солидно, делая долгие выверенные паузы, продумывая на три фразы вперед… Ею перечислялись грехи, в которых обвинялись все четверо подсудимых, перечислялись бесстрастно, только лишь констатировались факты.

— …пятого апреля сего года убил… семнадцатого апреля найдены в количестве… осуществлялись незаконные поставки через границу… контрабанды на сумму более чем в… подделка печатей и документов… обнаруженные в морозильной камере…

Середина прошла в рваном ритме. Здесь уже речь шла о мере доказанной во время судебного процесса вины каждого из подсудимых. Удачные моменты перемежались с провалами. Наташа все чаще и чаще тянулась к стакану с водой, все чаще с ее языка срывались слова-паразиты вроде «как бы», все чаще она оговаривалась и замирала, не зная, что сказать дальше, но все-таки умудрялась прерывать затянувшиеся и такие неоправданные паузы и мягко выбираться из словесных тупиков.

— …следы крови, обнаруженные в… красноречиво свидетельствуют… показания очевидцев… что подтверждает пуля, застрявшая в оконном проеме… использование, как бы, служебного положения в личных… грубые нарушения в оформлении… незаконная деятельность… подкуп и как бы угрозы по отношению к…

Но ближе к кульминации кризис был преодолен, слова вновь сами собой выстраивались в предложения, и от «сценического» мандража не осталось и следа. Теперь самое главное — не смазать концовку, произнести ее как можно более уверенно и безапелляционно.

Ярошенко, Леонтьев и Калинин, не сговариваясь, отрешенно смотрели на трещинку, тянувшуюся через весь потолок. Им в общем-то было все равно, что лепечет эта дамочка, о своем будущем они уже приблизительно знали и что-нибудь новенькое вряд ли услышат.

А вот Чернова колотило и лихорадило. То ли от нервного изнеможения, то ли от нехорошего предчувствия, которое вдруг закралось в его измочаленную душу. Уж очень хмурой, неподступной и решительной была прокурор. С таким лицом не приносят хорошие вести. С таким лицом можно только объявить о чем-то страшном, например о начале войны с Китаем или о наличии в крови пациента вируса СПИД.

«Они обещали, — успокаивал он сам себя. — Они договорились с Клюевой, все уже решено… Она просто делает вид, чтоб понатуральней, пострашней… Нет, этого не может быть… Не может… Не может…»