Все-таки в мирное время мало кому хочется погибать дуриком. И лейтенант, попятившись к будке, совсем по-детски залебезил:
— Я открою… Я обязательно открою…
«А может, они еще не поняли, что это побег? — мелькнуло в голове Чернова. — Точно, не поняли!.. Думают, что пьяные офицеры развлекаются…»
— Брось автомат! — Он приставил пистолет к виску Германа. — Я ему мозги вышибу! Брось!
Солдатик смотрел на него с суеверным ужасом и только тупо качал головой из стороны в сторону.
Из-за ворот послышался требовательный автомобильный сигнал — «воронок» доставил новый груз.
В этот момент у Дуняши что-то захрипело внутри. Тяжело ей, бедняжке.
«Боливар не выдержит двоих», — почему-то вспомнилось Чернову.
— Значит, так, — зашептал он на ухо Герману. — Как только выберемся отсюда, сразу прыгай. Усвоил?
— Сразу прыгну… — сдавленно пообещал капитан.
Ворота медленно отъезжали в стену. Слишком медленно.
— Приготовься, милая… — Григорий натянул поводья и, дождавшись, когда спасительная щель вырастет до таких размеров, чтобы через нее могла пройти лошадь, воскликнул: — Н-н-но! Пошла! Пошла!
На какое-то мгновение их ослепили яркие фары грузовика. Дуняша робкой рысью прогарцевала вдоль его правого борта, и Чернов не без удовольствия успел заметить, как вытянулась физиономия водителя.
— Стреляй! Стреляй в них! — Вывалившийся из будки лейтенант набросился на солдатика. — Это же побег!
— Прыгать? — оглянулся Герман.
— Давай… — И Григорий помог ему, сильно толкнув в спину.
А солдатик вскинул автомат и готов был уже пустить очередь, но вместо лошади увидел перед собой тупое рыло «воронка».
— А теперь потерпи, — Чернов подался всем телом вперед. — Будет немножко больно…
У каждой лошади есть такое потаенное местечко, по которому цокнешь каблуками (не ударишь, не ткнешь, не надавишь, а именно цокнешь), и — будь она хоть дряхлая, хоть слепая, хоть о трех ногах — понесет так, что ветер в ушах зазвенит.
И Григорий цокнул.
И Дуняша понесла, опрометью, не разбирая дороги.
— За ним! В погоню! — сорванным голосом верещал Герман, тяжело поднимаясь с заснеженного асфальта. — Что же вы стоите, идиоты!!!
— Вон он! — послышалось из-за «воронка». — Белая рубашка светится! Пали, пали!
— Я капитан Куницын! — замахал руками Герман. — Я капитан Куницын!
Грохнула автоматная очередь, но Чернов ее уже не слышал. Приникнув щекой к гладкой лошадиной шее и крепко зажмурившись, он думал только об одном — как бы удержаться. А Дуняша промчалась через дорогу (на счастье, светофор секундой ранее переключился на «красный», и плотный автомобильный поток замер), заскочила в подворотню дома напротив, перепрыгнула через огораживающий детскую площадку заборчик, сшибла ни в чем не повинного снеговика, затем, едва касаясь копытами земли, пролетела по пустынной улочке и, оказавшись в скверике, вдруг угомонилась, сбавила шаг, видимо, только сейчас почувствовав неимоверную усталость.
— Хорошая моя… — Чернов разлепил глаза. — Ты спасла меня… Спасла…
Теперь оставалось только спрыгнуть, ударить ладонью по лошадиному крупу и в последний раз прокричать:
— Н-н-но!!!
Григорий прошел дворами несколько кварталов, вышел к дороге, вскинул руку. Остановился первый же частник.
— Сколько? — привычно буркнул водитель после того, как услыхал адрес.
Рука Чернова сжимала рукоять пистолета.
Он совершил почти невозможное, и теперь прокалываться на таком пустяке? Но и рисковать нельзя… Нельзя…
— У меня нет денег.
— Что, и в Москве военным не платят? — сочувственно покачал головой шофер.
— А где им платят? — нашелся Григорий.
— Ладно, влезай, — после недолгого раздумья сжалился над нищим капитаном водитель. — Если уж правительство армии не помогает, то кто же тогда поможет? Правильно говорю?
Только держать себя в руках, не позволять себе расслабиться, распустить нюни! Все телячие нежности потом — не сейчас!
— Ни слова, Катя! Ни слова! — закричал он с порога. — Только деньги и теплую одежду, ничего больше!
— Гриша… — Казалось, Катюша вот-вот потеряет сознание. Полными слез глазами она смотрела на него, как на привидение. И не верила.
— Гришенька…
— Никаких вопросов, мать! Быстро! Деньги и теплые вещи!
— Батя? — Из своей комнаты выглянула растрепанная голова сына. — Тебя отпустили?…
— Вы можете хотя бы раз в жизни сделать то, о чем я прошу? — сорвался Чернов. — Если через минуту мы не уедем, то… то… Нас здесь и похоронят!..
ПОТЕРЯННЫЙ КАВАЛЕРИСТ
Звонок раздался посреди ночи.
Некоторое время Наташа не могла разобрать, снится ли он ей или же телефон трезвонит на самом деле.
Потом она резко подскочила в кровати и поглядела на мигающее красными цифрами электронное табло будильника: 03.16…
— Что случилось? — спросонья пробормотал Виктор, переворачиваясь на другой бок. — Кто там?
— Не знаю…
Наташа впрыгнула в тапочки и скользнула к телефонному аппарату. В темноте она не сразу нашарила трубку.
— Алло, Клюева слушает.
— Наталья Михайловна? У нас плохие новости…
— Кто говорит?
— Дежурный Вовсенко. Мне дали ваш телефон и сказали, чтобы срочно предупредил…
— В чем дело?
— Побег. Из Лефортова бежал заключенный Чернов. Знаете такого?