Когда она проснулась и спустилась вниз, ее представили мистеру Копли. Этот, напротив, рта практически не открывал. Весь его разговор сводился к дружелюбному урчанию, выражавшему полное согласие с собеседником и — иногда — глухому утробному звуку, означавшему, по-видимому, сомнение.
Тапенс показалось, что он был искренне рад за жену, у которой появилась наконец возможность отвести душу и всласть выговориться. Сам он большую часть вечера потратил на составление планов на следующий день, который они собирались посвятить поездке на базар.
Тапенс только того и нужно было. Вкратце ситуацию можно было обрисовать так: «Вам нужна информация? — Она у нас есть!» Чем-то миссис Копли напоминала радиоприемник или, скорее даже, телевизор. Стоило повернуть ручку, как тут же начинали изливаться слова, сопровождаемые выразительными жестами и мимикой. Хотя фигура ее больше напоминала детский резиновый мяч, лицо было удивительно податливо и пластично. На глазах у Тапенс оживали в карикатурном виде люди, о которых рассказывала миссис Копли.
Тапенс съела яичницу с беконом, два куска хлеба с маслом и похвалила желе из ежевики домашнего изготовления — ее любимое, как она заявила, совершенно не покривив душой; она также постаралась хорошенько запомнить выплеснувшийся на нее поток информации, с тем чтобы впоследствии занести все в свою записную книжку. Перед ее глазами развернулась весьма широкая панорама, запечатлевшая жизнь многих поколений жителей этого сельского района.
Единственное, что немного затрудняло восприятие — это полное отсутствие хронологической последовательности. С событий пятнадцатилетней давности миссис Копли перепрыгивала к тому, что случилось два года назад, и, плавно перейдя к прошлому месяцу, тут же лихо уносилась аж в двадцатые годы. Все это, разумеется, требовало систематизации, и Тапенс оставалось только гадать, сумеет ли она когда-нибудь сложить все это в единую картину.
Первая кнопка, которую она нажала, упомянув о миссис Ланкастер, не дала абсолютно никаких результатов.
— По-моему, она родом из ваших краев, — сказала Тапенс, стараясь говорить как можно небрежнее, — потому что у нее была картина — вполне, кстати, приличная, которую написал местный художник.
— Как-как, вы сказали, ее зовут?
— Миссис Ланкастер.
— Да нет, никаких Ланкастеров в здешних краях сроду не было. Ланкастер… Ланкастер… Погодите, что-то припоминаю… Однажды какой-то джентльмен попал в автомобильную катастрофу… Хотя, нет. Это машина у него была марки «ланкастер». Никакой миссис Ланкастер. А может, это мисс Болтон, а? Сейчас, думаю, ей было бы под семьдесят… Возможно, она вышла за какого-то Ланкастера, Потому что она давно уже уехала за границу и, я слышала, вышла там замуж. Может, и за Ланкастера.
— Картину, которую она подарила моей тете, нарисовал Боскобел, если я не путаю, — сказала Тапенс. — Какое желе вкусное!
— В отличие от других, я не кладу в него яблок. Говорят, от яблок оно застывает лучше, но они забивают весь аромат.
— Да, — поддержала ее Тапенс. — Совершенно с вами согласна. Забивают.
— Кто-кто, вы сказали? Я только поняла, что фамилия на «Б» начинается.
— По-моему, Боскобел.
— А, мистера Боскоуэна я хорошо помню. Только с тех пор уж лет пятнадцать прошло. Дайте подумать… Приезжал он несколько лет подряд, это точно. Нравилось ему здесь. Даже коттедж снимал. У фермера Харта; тот держал коттедж для своего работника. Он еще потом новый себе построил, то есть не он, а муниципалитет, конечно. И не один даже, а целых четыре, и все для своих работников. Настоящий художник — вот кто такой был мистер Боскоуэн! — продолжала миссис Копли. — Но, конечно, со странностями. Помню, пиджак все носил. Вроде как бархатный или велюровый. Хороший, в общем, пиджак. А на локтях дырки. И рубашки у него все были желтые или зеленые. Очень он пестро одевался, ничего не скажешь. Мне его картины нравились, да. Однажды он их выставил. По-моему, на Рождество… Хотя, нет. Разумеется, это было летом. Зимой он здесь не бывал. Да, очень милые картины. Ничего возбуждающего, если вы меня понимаете… Какой-нибудь там дом с парой деревьев, или две коровы через забор смотрят. Все чинно-пристойно, в спокойных таких тонах. Не то что теперь у некоторых.
— У вас тут много художников?
— Да нет, право. Даже и говорить не о чем. Летом приезжают две-три дамы — рисуют этюды, но, по-моему, делать они этого не умеют. Потом еще с год назад был тут один молодой человек — тоже все художником себя величал. Никогда толком и не брился. Не скажу, чтобы мне его картины шибко нравились. Странные какие-то… Все пятна, пятна, круги какие-то перекрученные… Ничего толком не разберешь. А вот, поди ж ты, раскупали их у него на раз. Причем продавал он их, заметьте, ой как недешево.
— По пять фунтов за штуку, — впервые подал голос мистер Копли, и Тапенс даже подскочила от неожиданности.
— Я объясню, что имеет в виду мой муж, — снисходительно улыбнулась миссис Копли. — Он считает, что ни одна картина не должна стоить больше, чем потраченные на нее краски. Ты ведь так рассуждаешь, Джордж?
— Да, — признал Джордж.