Часы. Пальцы чешутся. К чему бы? Вечеринка на хэллоуин

— Да, была я там, правда ваша, была. Я тут завсегда ведьм представляю. Викарий, тот прямо расчувствовался. Уважила, говорит, старика. Даже новый колпак обещал. А что, ведьмины-то колпаки тоже изнашиваются, ровно как всякие другие. И в тот день я там была, а как же им без меня-то. Я и стихи умею складывать с именами. У меня и про Беатрису есть, и про Энн, и про всех остальных тоже. Обычно я их, значит, даю тому, кто изображает духа. Девочка посмотрится, значит, в зеркало, а он ей стих. На всесвяточном, правда, сама читала. Ну а мальчики, — мистер Николас и молодой Десмонд, — в тот же момент сбрасывают фотокарточки. От иных обхохочешься, ей-богу. Такие затейники, эти мальчишки, то бороду себе приклеют, то бакенбарды, и фотографируют друг дружку. А им и наряжаться-то особо не надо. Видела тут на днях мистера Десмонда, так вы не поверите, что на нем было. Розовый пиджак и лиловые штаны! Аж дух захватывает, ей-богу. Девчонкам только и остается, что подтягивать юбчонки повыше, а это ой как накладно, потому как вниз-то тогда приходится поддевать что получше да покрасивше. Чулки всякие, эти… как их… лосины. В мои-то времена такое только хористки и носили: приличные девушки ни-ни. А нынешние на них все деньги, поди, тратят. А уж парни-то каким гоголем перед ними ходят! Ну чисто павлины или райские птички! Я-то сама не против, чтоб было поярче; ведь как славно было в старину, если картинкам всяким верить, все сплошь в кружевах, перьях да локонах. Было на что поглядеть барышням, ой было. И камзолы вам, и чулки… Только вот самим барышням удивить своих кавалеров, я так считаю, было особо и нечем. Разве что вот эту юбку колоколом нацепить, да побольше оборок вокруг шеи. Моя бабка мне, бывало, рассказывала, что ее молодые барышни — она тогда была в услужении в одной почтенной викторианской семье, — так вот, ее молодые барышни… или это до Виктории было? Ах да, тогда же на троне этот сидел, у которого голова как груша — Дурачок Билли, что ли, который еще Вильгельм IV[252]… Ну так вот, ее молодые барышни, бабушки моей то есть, должны были носить длинные муслиновые платья чуть не до пят, и ни на дюйм выше, так они что удумали: муслины свои водой спрыскивали, чтоб они к ногам прилипали и все как есть было видно. Сами ходят скромницами, каких не сыскать, а из джентльменов дух вон, во как! А еще я миссис Дрейк свой ведьмин шар одолжила на праздник. Я его на благотворительном базаре купила, не помню уж и когда. Вон тот, что возле трубы висит, видите, какой красивый? По бокам светло-синий, а в середке потемнее. Я его всегда над дверью держу.

— А судьбу вы предсказываете?

— И обманывать вас не хочется, и правду сказать боязно, — ответила она, хитро усмехнувшись. — Полиция этого не любит. Но меня они не трогают, чего нет, того нет. Да и какие тут предсказания? В деревнях, как наша, всегда знаешь, кто с кем загуляет, чего тут предсказывать-то.

— А вы можете посмотреть в этот свой колдовской шар и сказать, кто убил малышку Джойс?

— Эк вы все перепутали! — всплеснула руками миссис Гудбоди. — Это в хрустальный шар смотрят, чтобы чего-нибудь увидать, а не в колдовской. А скажи я вам, кто, по-моему, этот грех сотворил, так вам небось не понравится. Скажете, это, мол, против природы, с вас станется. Только на свете много чего против природы случается.

— Тут я с вами полностью согласен.

— А вообще-то у нас здесь спокойно. Люди все больше добрые да смирные, но бес — он своего всюду найдет. Пометит такого с самого рожденья, ну и вырастает потом невесть кто.

— Вы хотите сказать… черная магия?

— Да нет, я не про то, — презрительно фыркнула миссис Гудбоди. — Это как раз чепуха, точно вам говорю. Магии эти. Это для тех, у кого самое главное — наряжаться да греховодить. Шуры-муры крутить и все такое. Нет, я вам о тех толкую, к кому бес копыто приложил, о детях Люцифера[253], вот. Такие уж они уродились, им что убить, что воды напиться… Раз им что приспичило, ни за что не остановятся. Загубят кого угодно, лишь бы свое получить. И ведь такие есть среди них пригожие, чисто ангелы. Вот знала я одну девочку. Семь годков ей только исполнилось, когда убила родного братца и сестричку. Двойняшек. Месяцев пять им было, не больше. Задушила прямо в колясочке.

— Это случилось здесь, в Вудли Коммон?

— Ну нет, какое там! Это мне так в Йоркшире подвезло, прости Господи. Страсть-то какая…. А уж раскрасавица была, залюбуешься. Прямо цепляй ей к спине крылышки, и хоть сейчас на сцену гимны рождественские петь. А душа вся насквозь гнилая. Небось понимаете, о чем я толкую, сами, поди, навидались на своем веку.

— Увы! — ответил Пуаро. — Слишком даже хорошо понимаю. Если Джойс действительно видела убийство…

— Кто это про нее такое болтает? — спросила миссис Гудбоди.

— Да вроде бы она сама говорила.

— Ну, сама-то она что угодно могла сказать. Такая была врушка. — Она пристально посмотрела на него. — Вы-то хоть, надеюсь, в это не верите?

— Отнюдь, — сказал Пуаро. — Я-то как раз и верю.