Че Гевара

Че исходил из убеждения, что герилья есть движение исключительно крестьянское, психология наемных рабочих была ему незнакома, он недостаточно ясно представлял себе, какие интересы могут подвигнуть горожанина на борьбу, – и медленно, но неуклонно шел к прямому противопоставлению деревни и города, к войне всемирной деревни против всемирного города. Это смещение не было заметно ему самому, но началось оно именно в Сьерра-Маэстре.

Развитие событий подтвердило его правоту. На 9 апреля 1958 года была назначена всеобщая забастовка. В тот день ровно в одиннадцать часов утра три кубинские радиостанции одновременно начали передавать песенку «Марселино, хлеб и вино». Это было сигналом к прекращению работы. Однако парализовать жизнь страны и нанести таким образом удар по режиму не удалось. Значительная часть кубинских трудящихся в те годы занята была на полукустарных предприятиях, подпольщики «Движения 26 июля» не сумели провести подготовительную работу на каждом из них, а всеобщая забастовка – это грозное оружие лишь тогда, когда она становится именно всеобщей. Иными словами, равнина себя не оправдала, и как только стало ясно, что забастовка провалилась, руководители равнинных организаций были вызваны в Сьерра-Маэстру к верховному вождю.

В совещании национального руководства «Движения-26», состоявшемся третьего мая, впервые участвовал иностранец – гражданин Аргентины Эрнесто Че Гевара, непримиримое отношение которого к стратегии равнины было известно всем. Командующий равнинной милицией, считавший, что его отряды в состоянии занять Гавану, был обвинен в авантюризме, в недооценке сил противника и отстранен от руководства. Такая же участь постигла товарища, отвечающего за связь с городскими рабочими: ему было предъявлено обвинение в сектантстве, субъективизме и путчистских тенденциях. Смещен был и командующий боевыми дружинами, которые должны были выступить в том случае, если Повстанческая армия спустится с гор: с ним Че Гевара незадолго до забастовки вел ожесточенную переписку, упрекая его в узости кругозора и в прочих профессиональных болезнях подпольщика. Руководство «Движением» перешло к Сьерра-Маэстре.

Вскоре после этого совещания, которое Че Гевара в своих «Эпизодах» назвал решающим, Батиста начал генеральное наступление на Сьерра-Маэстру Против Повстанческой армии, насчитывающей не больше тысячи бойцов, двинулись четырнадцать батальонов и семь отдельных рот специального назначения. Однако за спиной Батисты военные переговаривались с Фиделем по радио, предупреждали Сьерра-Маэстру о начале боевых операций, предлагали совершить совместный военный переворот. В числе потенциальных союзников герильи оказались генерал Кантильо (он планировал генеральное наступление на Сьерру) и полковник Нейгарт, начальник юридического управления вооруженных сил. Эрнесто Гевара бдительно следил за ситуацией: как бы не случилось так, что Фидель пойдет на соглашение с ними и они уведут у него из-под носа победу в самый последний момент.

На пути к победе

21 августа 1958 года команданте Эрнесто Че Гевара получил от Фиделя Кастро приказ встать во главе Восьмой колонны, спуститься со Сьерра-Маэстры и пройти по равнине в провинцию Лас-Вильяс, к горам Эскамбрай.

Главнокомандующий уполномочил Гевару создать военную администрацию на территории, которая окажется под его контролем, и вступить в контакт с вооруженными отрядами оппозиционеров, действующих в Эскамбрае. Уже сама мысль о том, что там действует другая герилья, настораживала Че Гевару: он предчувствовал осложнения при контакте – и не ошибся.

В одном из донесений Че Гевара с гордостью сообщает Фиделю, что в местечке Леонеро, центре рисоводчества, ему удалось заложить основу профсоюза сельскохозяйственных рабочих: это был первый опыт непосредственного вмешательства Че в дела пролетариата. Впрочем, он тут же честно признает, что опыт оказался не слишком удачным: «Когда я повел с рабочими разговор о взносах, они не дали мне говорить. Похоже, размеры взносов оказались для них слишком высоки…»

Классовое самосознание равнинных крестьян его также разочаровало («Причина заключается в том, что в силу условий жизни эти люди превратились в рабов»), хотя отбоя от желающих примкнуть к колонне не было: «Нас буквально осаждали толпы безоружных людей, просящих принять их в отряд. Среди них я обнаружил даже одного душевнобольного, страдавшего сильным приступом военного психоза».