Че Гевара

Во время визита Че в КНР ему показали «потемкинские» народные коммуны, и кубинскому гостю они понравились. Че не знал, что в некоторых коммунах люди едят уже не только траву и кору деревьев, но и землю. Многие молодые девушки в коммунах не могли выйти на улицу, так как им нечего было надеть. В то же время голодные люди должны были по велению Мао убивать воробьев, чтобы повысить таким образом урожайность зерновых. Китайские газеты восторженно писали о подвиге командира взвода Народноосвободительной армии (НОАК) Китая Ван Шухуа, убившего бамбуковым шестом сразу четырех воробьев³⁰⁰.

Когда бедных птиц перебили, расплодились вредные для посевов насекомые, и Мао обратился к Хрущеву с просьбой срочно поставить в КНР… советских воробьев. Весь этот бред именовался «кампанией борьбы против четырех зол» — крыс, комаров, мух и воробьев.

Всего в годы «большого скачка», по разным данным, от голода и лишений погибли от 20 до 40 миллионов человек. Обезумевшие от голода крестьяне скандировали маоистский лозунг: «Два года напряженного труда — десять тысяч лет счастья!»

Правда, к моменту, когда Че стал министром промышленности Кубы и выбирал для страны модель экономического развития, «коммунистический» «большой скачок» в Китае уже позорно провалился и официально сменился периодом «исправления положения» (1961–1966). Мао едва удержался у власти.

Большую помощь в становлении структуры министерства промышленности Кубы оказали советские и чехословацкие советники, хотя Че и не во всем с ними соглашался. И прежде всего относительно самого главного вопроса: какой должна быть экономическая модель Кубы при ее движении к социализму.

Че глубоко занимался этим вопросом еще задолго до того, как стал министром и даже до своего прибытия на Кубу на яхте «Гранма» в 1956 году. И его главным заочным оппонентом был… Сталин, которого Че считал одним из самых выдающихся теоретиков мирового коммунистического движения и ставил в один ряд с Марксом и Лениным.

В 1951 году в СССР развернулась широкая научная дискуссия относительно нового учебника политической экономии, в котором фактически и фиксировались основные теоретические принципы советской экономики.

Итог дискуссии подвел Сталин в своей работе «Экономические проблемы социализма в СССР» (1952). В этом труде Сталин показал себя «рыночником» (каковым он, кстати, был и в годы нэпа), решительно отвергнув субъективизм в экономике: «Некоторые товарищи отрицают объективный характер законов науки, особенно законов политической экономии при социализме. Они отрицают, что законы политической экономии отражают закономерности процессов, совершающихся независимо от воли людей. Они считают, что ввиду особой роли, предоставленной историей Советскому государству, Советское государство, его руководители могут отменить существующие законы политической экономии, могут “сформировать” новые законы, “создать” новые законы. Эти товарищи глубоко ошибаются»³⁰¹.

Этот тезис означал на практике смертный приговор командной экономике.

Какой же объективный закон экономики Сталин считал главным? Закон стоимости — и именно с этим был категорически не согласен Че.

Он, как и противники Сталина в дискуссии 1951–1952 годов, полагал, что при социализме не может быть товарных отношений, так как нет разных собственников. А если произведенная продукция переходит (например, для дальнейшей обработки) другому социалистическому предприятию, то это не сбыт товаров, а просто поставка продукции. Отсюда следовал вывод, что цены на продукцию при социализме могут быть по своему усмотрению установлены единым собственником — государством — и не обязательно должны отражать стоимость произведенной продукции. А значит, закон стоимости, согласно которому, по Марксу, цена товара определяется стоимостью затраченного на него труда, при социализме не действует. Ведь этот закон сформулирован Марксом только для капитализма, где существуют независимые и конкурирующие друг с другом частные товаропроизводители.

Сталин вроде бы соглашался с тем, что экономические законы не вечны и могут меняться: «Одна из особенностей политической экономии состоит в том, что ее законы, в отличие от законов естествознания, недолговечны, что они, по крайней мере, большинство из них, действуют в течение определенного исторического периода, после чего они уступают место новым законам. Но они, эти законы, не уничтожаются, а теряют силу в силу новых экономических условий и сходят со сцены, чтобы уступить место новым законам, которые не создаются волею людей, а возникают на базе новых экономических условий».