Че Гевара

Если суммировать предложенную Либерманом реформу, которую в СССР стали активно осуществлять начиная с 1965 года (поэтому ее назвали «косыгинской»[187]), то она сводилась к резкому сокращению директивных плановых показателей (с тридцати до девяти) и росту экономической самостоятельности предприятий, которые отныне были обязаны самостоятельно определять детальную номенклатуру и ассортимент продукции, за счет собственных средств осуществлять инвестиции в производство, устанавливать долговременные договорные связи с поставщиками и потребителями, определять численность персонала, размеры его материального поощрения. За невыполнение договорных обязательств предприятия подвергались финансовым (а не административным, как ранее) санкциям.

Если раньше для советского предприятия было важно выполнить план по физическому производству определенной продукции, то теперь главным мерилом эффективности работы становились типично капиталистические финансовые показатели — прибыль и рентабельность. Логическим последствием реформы Косыгина — Либермана поэтому должно было быть освобождение цен, которые до той поры устанавливались только государством. Иначе как же можно было бороться за прибыль, если ты сам не определяешь цену реализации собственной продукции?

Таким образом, и именно так и думал Че, доведение до конца реформы Либермана означало бы реставрацию капитализма в СССР.

Если СССР экспериментировал в начале 1960-х годов с рыночными методами, то в КНР это резко критиковали и на всех парах двигались прямо к коммунизму.

В 1958 году Мао провозгласил «большой скачок». Его сторонник Лю Шаоци, который выступал с докладом на 2-й сессии VHI съезда КПК, заявил: «Темпы экономического развития Китая будут не медленными, а, возможно, довольно высокими, Китай добьется расцвета, возможно, в считаные дни»²⁹⁹. Сущность «большого скачка» заключалась в том, что серьезную отсталость в средствах производства китайские коммунисты попытались компенсировать не путем использования финансовых рычагов и конкуренции (как в СССР при Хрущеве), а за счет трудового энтузиазма масс. Это казалось гораздо более «коммунистическим» принципом, чем апеллирование к капиталистическим рыночным рычагам.

В 1958–1962 годах предусматривалось резкое ускорение темпов экономического развития КНР. Предполагалось увеличить выпуск промышленной продукции в 6,5 раза, сельскохозяйственной в 2,5 раза, причем среднегодовой прирост в промышленности должен был составить 45 процентов, а в сельскохозяйственном производстве — 20 процентов. Выплавку стали предполагалось увеличить в десять раз, с первоначально намечавшихся примерно 10 миллионов тонн до 100 миллионов тонн.

Так как Китай был тогда преимущественно сельскохозяйственной страной, то коммунизм стали вводить прежде всего в деревне. Курс на создание народных коммун был намечен в августе 1958 года на расширенном заседании политбюро ЦК КПК в Бэйдайхэ.

Народная коммуна представляла собой более высокую степень обобществления на селе, чем, например, советский колхоз. В собственность коммуны переходили приусадебные участки и средства производства, оставшиеся в личной собственности крестьян. Мао говорил: «Приусадебные участки ликвидируются. Куры, утки, деревья возле домов пока остаются в собственности крестьян. В дальнейшем и это будет обобществлено… Надо продумать вопрос об отказе от системы денежного жалованья и восстановлении системы бесплатного снабжения».

Другой особенностью народной коммуны было то, что в нее сливались несколько сельскохозяйственных кооперативов, и коммуна превращалась также в самоуправляемый орган, обладающий полнотой власти не только в области хозяйства, но и в административной сфере. Таким образом китайцы, в пику СССР, боролись с бюрократизмом.

В ходе создания коммун была предпринята попытка перейти к бесплатному снабжению членов коммуны продуктами питания, как при коммунизме. Так, во «Временном уставе народной коммуны “Спутник”» было записано: «Любой член коммуны, какой бы рабочей силой ни располагала его семья, бесплатно снабжается зерновыми продуктами».

Народные коммуны пытались сочетать сельское хозяйство с промышленностью. Однако в условиях неразвитости производительных сил это в основном свелось к организации «маленьких доменных печей», большинство из которых давали сталь плохого качества, непригодную для промышленного использования. Большая часть такой стали пошла на нужды самих коммун: из нее делали плуги, мотыги и т. п.