Че Гевара

Боррего родился в 1936 году на востоке Кубы в крестьянской семье (для Че это было важно) и начал работать с четырнадцати лет, одновременно изучая в вечерней школе бухгалтерский учет. Когда в Сьерра-Маэстре развернулась партизанская война, Боррего присоединился к «Движению 26 июля». В ноябре 1958 года он стал бойцом колонны имени Сиро Редондо, которой командовал Че. Там Орландо впервые занялся практической экономикой — Че назначил его казначеем колонны. Еще тогда, в горах Эскамбрай Че, Боррего, Альфредо Менендес и Мигель Анхель Дюке де Эстрада образовали неформальный кружок и оживленно (и теоретически глубоко) обсуждали будущие реформы кубинского народного хозяйства.

После победы революции[185] все эти люди стали работать под руководством Че в Департаменте промышленности ИНРА. Формальное высшее экономическое образование Боррего получил в Гаванском университете в 1973 году, а докторскую степень — в Москве в 1980 году. Менендес сопровождал Че в его первом зарубежном визите в развивающиеся страны в 1959 году.

Уже тогда Че интересовали не только вопросы конкретного торгово-экономического сотрудничества (типа сбыта кубинского сахара). Он внимательно изучал модели экономик разных стран, особенно Югославии. Ведь югославы, считаясь социалистической страной, всегда подчеркивали свою «особость» именно в сфере экономики.

Если в СССР всеми средствами производства владело государство, то в Югославии официально царил так называемый самоуправленческий социализм. Собственниками заводов были трудовые коллективы, управлявшие своими фабриками фактически на рыночных основах.

Че никогда не рассматривал югославскую модель как образец для Кубы, хотя и к советской модели того времени относился довольно критически.

Дело в том, что югославская система хозрасчета (а фактически рыночного хозяйства) начала постепенно внедряться и в СССР при Хрущеве, начиная с 1957 года. До передачи собственности трудовым коллективам дело не дошло, но отраслевые министерства (управлявшие от имени государства отдельными отраслями промышленности) были упразднены, и контроль за ними был отдан на места — советам народного хозяйства (совнархозам). По мнению инициаторов реформы, главным преимуществом территориальной системы управления было приближение руководства промышленностью и строительством к низовым звеньям экономической системы — предприятиям и объединениям. Также предполагалось, что совнархозы, будучи не связаны ведомственными барьерами, обеспечат комплексный подход к развитию территорий, что имело немаловажное значение, особенно для отдаленных от центра, экономически неразвитых регионов.

Но реформа Хрущева крайне обострила проблему местничества. Области старались выбить из центра как можно больше ресурсов под менее напряженные планы, мало отличаясь в этом отношении от своих предшественников — центральных министерств. Кроме того, оказалось, что руководству областей было гораздо важнее выполнение заданий, предполагавших внутриобластные поставки, которые вели к более высоким темпам роста на «своей территории», чем соблюдение плановых обязательств перед другими областями. Нередко областные руководители прямо нарушали государственные планы, перераспределяя ресурсы в пользу «своих» предприятий. Это негативно сказывалось на развитии соседних регионов и вело к снижению темпов роста по стране в целом. Как признавал на заседании президиума ЦК КПСС в 1963 году председатель Госплана Петр Ломако, «объем незавершенного строительства по сравнению с 1958 годом увеличился на 53 процента», что свидетельствовало о нарастании нерационального использования ресурсов²⁹⁸.

Позднее (уже на рубеже 1960-х годов) от совнархозов постепенно отказались, хотя эксперименты с рыночными рычагами управления экономикой продолжались до конца 1960-х годов.

9 сентября 1962 года в главной советской газете «Правда» появилась статья Евсея Либермана[186] «План, прибыль, премия», которую внимательно изучал и Че. Статья положила начало общесоюзной экономической дискуссии в прессе и ряду экономических экспериментов, подтвердивших эффективность предложенных мероприятий. В западной прессе и советологии концепция реформ получила название «либерманизм».

Фактически Либерман и его многочисленные сторонники (в том числе и в министерствах, и даже в Госплане СССР) считали, что усложнение советской экономики делает директивное планирование из центра неэффективным (так же считал и Хрущев, когда вводил совнархозы). Ведь в 1966 году промышленность СССР включала более трехсот отраслей, 47 тысяч предприятий, 12,8 тысячи первичных строительных организаций. Малейшая ошибка или просто несостыковка в плановых показателях оборачивалась проблемой для многих отраслей по всей стране.