Впрочем, позже Че почти сожалел о судьбе убитого: «Аристидио являл собой типичный пример крестьянина, который вступил в революционные ряды, не имея четкого понимания значения революции… Сегодня мы можем спросить себя, был ли он действительно виновен настолько, чтобы заслуживать смерти, и нельзя ли было даровать ему жизнь, которую можно было использовать конструктивно во благо революции. Война — жестокая штука, и, когда враг усиливает свой напор, нельзя терпеть даже подозрения на предательство».
Казнив Аристидио, Че направился к горе Каракас, где его ждала очередная карательная миссия, на этот раз он должен был помочь Камило выследить вооруженную банду «Чино» Чана — наполовину китайца, наполовину кубинца, занимавшегося грабежами и убийствами крестьян в округе. При этом впервые в стане партизан появился человек, который мог профессионально следить за соблюдением принципов правосудия. Это был Умберто Сори-Марин, известный гаванский юрист, вступивший в ряды «Движения 26 июля».
Когда Чан был пойман, начался суд. Большая часть банды была помилована, но Чан и один крестьянин, виновный в изнасиловании, были приговорены к смерти. Как обычно, Че внимательно следил за последними моментами их жизни, его интересовало, как они встретят смерть: с достоинством или трусливо. «Сначала мы казнили Чино Чана и крестьянина-насильника. Их отвели в лес и привязали к дереву, оба хранили спокойствие. Крестьянин умер с открытыми глазами, прямо глядя на ружья и воскликнув: "Да здравствует революция!" Чан принял смерть с абсолютной безмятежностью, он лишь попросил, чтобы ему позволили исповедаться отцу Сардиньясу, который в тот момент был далеко от лагеря. Поскольку мы не могли исполнить его просьбу, Чан сказал, что хочет, чтобы его последняя просьба не была забыта — словно бы это публичное признание могло потом послужить ему оправданием».
Трех юношей, состоявших в банде Чана, повстанцы решили подвергнуть символической казни. Им объявили, что они приговорены к смерти, и теперь, после расстрела Чана и крестьянина, они ожидали своей очереди. По словам Че, «эти ребята принимали самое деятельное участие в преступлениях Чана, но Фидель решил, что им следует дать шанс». «Когда карательная команда разрядила ружья в воздух, парни осознали, что по-прежнему живы. Один из них бросился ко мне с инстинктивными изъявлениями радости и благодарности и одарил меня восторженным поцелуем, словно я был его отец». Как впоследствии признавал Че, решение даровать им жизнь себя оправдало: все трое остались в повстанческой армии и сполна оплатили свое прощение тем, что стали «хорошими борцами за дело революции».
Журналист Эндрю Сейнт-Джордж, вновь появившийся у партизан, заснял сцену казни. Его фотографии вместе с сопроводительной статьей были опубликованы в журнале «Лук», а кроме того, его сообщения оказались в распоряжении американской разведки (Сейнт-Джордж использовал свои визиты, чтобы собирать информацию о Фиделе и его повстанческой армии для правительства США).
Через несколько дней были пойманы еще несколько преступников. Среди них — не кто иной, как Маэстро, сопровождавший Че, когда он, мучимый астмой, шел на встречу с новыми добровольцами из Сантьяго. Его преступление состояло в том, что, уйдя из партизан, он стал выдавать себя за доктора Че и попытался изнасиловать девушку-крестьянку, пришедшую к нему «на прием».
После победы революции Фидель коснулся темы этих расстрелов в беседе с журналистом Карлосом Франки, участником «Движения 26 июля». В интервью он преуменьшил число казней, которые лично санкционировал в ходе войны, однако по поводу Маэстро высказался прямо и довольно многословно. «Мы очень немногих поставили к стенке, действительно очень немногих. За двадцать пять месяцев войны мы расстреляли не более десяти человек», — сказал Фидель. И добавил далее, по поводу Маэстро: «Этот был вылитый орангутан — отрастил огромную бороду. Он также был прирожденный клоун и мог таскать тяжести, как Геркулес, вот только солдат из него получился плохой… Что за глупость была прикидываться Че в районе, где мы проводили львиную долю времени и где каждый знал о нас все… И вот… Маэстро стал выдавать себя за Че: "Ведите ко мне женщин. Я их всех осмотрю!" Вы когда-нибудь слышали о подобной наглости? Мы расстреляли его».
Стоял конец октября 1957 г., и Че, отойдя в Эль-Омбрито, решил начать создание «производственной» инфраструктуры для обеспечения потребностей партизан. Прибывшие к нему в лагерь двое студентов Гаванского университета приступили к строительству дамбы на реке Омбрито для выработки гидроэлектроэнергии.
Кроме того, было решено выпускать партизанскую газету «Кубано либре» («Свободный кубинец»). В начале ноября вышел первый ее номер: тираж был отпечатан на стареньком мимеографе, 1903 г. выпуска, специально ради этого доставленном в горы.