Чечня: Трагедия Российской мощи. Первая чеченская война

«Мы продолжаем работать здесь, потому что мы не боимся бомбежек, и нам в любом случае приходится здесь жить. Когда Россия три года назад перестала нам платить, базар стал огромным, просто потому что людям нужно было что-то продавать и покупать, чтобы выжить. Власти думали, что они заставят нас голодать, но мы сами умные и умеем упорно работать. Мы выжили. Но, знаешь, не только чеченцы сильные… Раньше здесь была администрация, которая управляла базаром, но теперь мы это делаем сами и поддерживаем хороший порядок, как видишь».

Ее сосед, русский по имени Руслан, кивнул и сказал: «Мы, русские торговцы, не имели проблем с чеченцами ни разу. Но если сюда придет российская армия, она разграбит это место полностью, до последней сигареты. Им будет всё равно, кто тут русский, а кто чеченец. Нам всем придется убраться отсюда чертовски быстро».

22 декабря 1994 года, когда российская бомбежка усилилась и уже погибли десятки мирных жителей, я снова побывал на сильно уменьшившемся базаре. Одна из немногих оставшихся там старух продала мне дюжину яиц, которые я унес в своей каске, и дала бесплатно кусок хлеба – возможно, потому что я к тому времени выглядел так же изможденно, как и она: «Ты гость, а сейчас тяжелые времена». В нескольких шагах поодаль чеченские мужчины отчаянно пытались купить или обменять последнее, что осталось на оружейном рынке. Один из них, назвавший себя Ахмедом, принес ручной противотанковый гранатомет, который он пытался обменять на четыре Калашникова. Он довольно печально сказал, что этот РПГ, к которому он явно был страстно привязан, он приобрел, когда российская армия ушла из Чечни в 1992 году: «Я держал его как раз для такого момента, как сейчас. Но видишь, теперь все мои братья хотят воевать. У них у всех есть пистолеты, но только у двоих есть автоматы. Так что мне сказали, что я должен расстаться с этой штукой, чтобы мы могли воевать вместе. Но, смотри-ка, все автоматы разошлись. Сегодня каждый чеченец хочет воевать».

Центральный базар прекратил работу ближе к концу декабря, а в январе стал сценой одного из самых жестоких сражений в ходе войны, когда русские пытались прорваться сквозь него, чтобы атаковать «президентский дворец». В феврале 1995 года, когда я вернулся в Грозный, базар напоминал лужу вязкой грязи, наполовину наполненную какими-то обломками и окруженную зазубренными и почерневшими руинами. Но в южных пригородах небольшие рынки продолжали работать почти всё время боевых действий – свидетельство того факта, что чеченские женщины в самом деле были такими же стойкими, как и мужчины. Ближе к концу предшествующего месяца я побывал на уличном рынке в Черноречье, южном пригороде Грозного, всё еще занятом силами сепаратистов. Там я познакомился с 49-летней чеченской женщиной Асей, у которой раньше был ларек на центральном рынке Грозного, но ей пришлось бежать с машиной замороженных кур и женских туфлей российского производства, которые она теперь деловито продавала. Она сообщила, что на рынке уже были убиты несколько человек, как продавцов, так и покупателей.

«Я уже месяц как беженка, – сказала она. – Мою квартиру в Грозном разбомбили, и я теперь живу у родственников в Гойты, к югу отсюда, – но я не могу жить за их счет, мне самой надо работать, чтобы самой кормить своих детей. Все остальные думают так же. Нас живет в Гойты 25 человек в одной комнате, но мы не говорим о том, чтобы сдаться. Российская армия никогда нас не разобьет. Хоть я и потеряла всё, я тебя уверяю в этом»¹⁰.