Чечня: Трагедия Российской мощи. Первая чеченская война

На следующий день мы наблюдали, как Басаев обращался к местным старейшинам (notables) Ведено, убеждая их не позволить опирающемуся на Россию Завгаеву провести выборы на этой территории. Этот эпизод продемонстрировал проницательность и самообладание Басаева, а заодно и действие различных культурных барьеров, запрещающих убийство чеченцев самими чеченцами, поскольку на площадке, где проходил этот разговор, было несколько человек из бывших советских функционеров, скрытно пытавшихся балансировать между сепаратистами и поддерживаемыми Россией представителями власти. Они были одеты в поношенные мешковатые костюмы и каракулевые папахи и неохотно передвигались, как дожившие до преклонных лет школьники в ожидании наказания. Но вместо того чтобы критиковать их или прямо им угрожать, Басаев лишь задержался на одном из них – недавно назначенном начальнике милиции, новом человеке в этом месте. Хотя и в его отношении Басаев тоже использовал не угрозы, а скорее оружие общественного порицания:

«Разве тебе не стыдно сидеть здесь перед нами, когда русские, которым ты служишь, совершают такие преступления? Разве ты чеченец? Разве ты человек? Ты родился мусульманином, но скажи мне, можешь ли ты говорить ля-иляха-иль-Аллах, если ты служишь русским убийцам? Что с тобой будет, если ты уйдешь отсюда и вернешься к своей семье? Убьют ли они тебя за это? Мы могли бы мирно выставить отсюда русскую армию, если бы такие люди, как ты, не помогали ей. Мы не просим тебя воевать – просто не вмешивайся и не позорь свою нацию».

Обратив милиционера в дрожащую, чуть ли не плачущую развалину, Басаев обратился к другим присутствовавшим уважаемым людям. Причем (на что указывали его – хотя и практически голословные – заявления о мирном вытеснении российской армии) вместо использования резкой националистической риторики Басаев подчеркивал, что его люди в Ведено не ищут проблем с русскими. Он сказал, что они не участвовали в недавнем захвате трех российских солдат на противоположной стороне фронта, заставившем армию сделать несколько артиллерийских ударов по селу. По словам Басаева, в действительности он собирался объяснить российскому командиру, что произошло, когда федералы открыли огонь.

Не имею понятия, было ли что-либо из сказанного им правдой, но реальным смыслом всего этого была не правда или что-то другое сказанное Басаевым этим людям, а тот факт, что он вообще потрудился обратиться к ним. Будь это какая-то другая война, такие люди, как Басаев, попросту бы убили бывших советских чиновников в их постелях, а затем уничтожили бы их семьи. Но, конечно, нельзя сказать, чтобы угроза насилия совсем отсутствовала, и оно наверняка – хотя и в меру – было бы применено, если бы кто-то действительно был настолько безумен, чтобы провести в Ведено выборы.

Грозный при Дудаеве: упорядоченная анархия

Роберт Грейвс[26] как-то написал, что посещение бывшей нейтральной территории на Сомме после Первой мировой войны и сравнение увиденного там с его воспоминаниями о сражениях в этих местах напоминало созерцание истинного размера дырки в зубе в сопоставлении с тем, как ее ощущает ваш язык⁹. Такое же ощущение было и у меня в Грозном, но в обратном порядке во времени, поскольку я несколько раз посещал Грозный в мирное время, еще до того, как увидел его разрушенным войной.

Именно такое ощущение было у меня, например, на небольшой круглой площади Минутка, окруженной невзрачными девятиэтажками с кафе и продуктовым магазином (гастрономом). Площадь находилась наверху пологого холма, от которого главная улица Грозного, проспект Авторханова[27](ранее, конечно, носивший имя Ленина), спускалась к реке Сунже, главной площади и центру города, находившимся примерно в миле.