Чечня: Трагедия Российской мощи. Первая чеченская война

Во время нашей беседы с Басаевым тот вспоминал о боях на холмах над Шромой и описал одно из происшествий, которое вызвало мои собственные воспоминания: «Нам пришлось больше часа карабкаться в гору. Каждые несколько минут мы останавливались и выли как волки: “Чеченцы идут! Чеченцы идут!” Так что когда мы поднялись на вершину, грузин там уже не было».

Когда я спросил Басаева о Дудаеве, мне показалось, что лично он не испытывает на его счет особенного энтузиазма. Басаев лишь сказал, как это сделали бы и большинство чеченских бойцов, что сам он был за независимость Чечни, а Дудаев был ее президентом. Говоря об исламе в Чечне, – по крайней мере в разговоре с западным журналистом, – он ничего не сообщил о необходимости исламского государства. Поэтому то обстоятельство, что позже он поддерживал этот проект, видимо, стало следствием войны. Еще Басаев вспоминал, как служил в Советской армии, подчеркивая, что был там всего лишь пожарным, а весь его реальный военный опыт был получен в Абхазии: «Но нам совершенно не требуется советская армия, чтобы научить чеченцев, как надо сражаться». В те дни с Басаевым было приятно встречаться и разговаривать – он был явным народным лидером, но при этом со смешливым и открытым лицом. Он сказал мне – как оказалось, отчасти ошибочно: «Если русские войдут в Чечню, то мы, конечно, будем не в состоянии вести “фронтальну” войну, но сможем полностью положиться на их недоработки в тактике. Мы нанесем им большие потери. Мы также перенесем войну в Россию – но это будет не терроризм, а диверсионные акции».

Рассказывал Басаев и о тех временах, когда он был рабочим на стройке и продавал компьютеры в России:

«Официально считалось, что до 1990 года в Чечне было 200 тысяч безработных. На самом деле все мы работали, но никто не был зарегистрирован властями. Мы никогда не жили за счет государства. Мы всегда зарабатывали на стороне, неофициально. Мы получали деньги, а еще всегда помогали друг другу при необходимости. Вот почему другие люди так нас ненавидят, но именно поэтому мы сильный народ и поэтому, например, мы пока способны справляться с этой русской блокадой».

Неудивительно, что по мере продолжения войны лицо Басаева менялось. Мы снова встретились 18 января 1995 года на бывшей советской военной базе на юге Грозного, которую чеченцы использовали в качестве своего штаба. Басаев был ранен шрапнелью в руку, нос и голову, и до сегодняшнего дня он носит глубокий шрам надо лбом. Его глаза глубоко запали, а в последующие годы западали всё больше и больше; тем временем его борода, которая прежде была короткой и практичной, становилась длиннее и кустистей, пока к концу того года он в самом деле не стал напоминать моджахеда былых времен.

Басаев сидел на краю грязной походной койки, на которой валялся истощенный чеченский боец – настолько истощенный, что он лишь едва шевелился во время повторявшихся прямо за окном очередей тяжелого пулемета, который стрелял по российским бомбардировщикам СУ-25 («лягушачья лапка» по терминологии НАТО), кружившим и пикировавшим над холмом, где была расположена база. Снова и снова повторялись вой самолетов и удары пулемета, хотя Басаев и министр информации Ичкерии Мовлади Удугов сидели не шевелясь, а мы с коллегой находились рядом с идиотскими выражениями лиц, пытаясь быть такими же неподвижными, как они.

Просто Басаев и Удугов уже понимали пределы возможностей российской авиации. Как сказал Басаев: «Они боятся нашего пулемета. Согласись, им непросто – из-за низкого тумана и холма им приходится низко летать, и это дает нам шанс. Но какая разница: у них так много самолетов, а у нас только один пулемет, и они всё равно не смогут ударить по нам, точно тебе говорю».

Моя следующая встреча с Басаевым произошла в горном селе (town) Ведено – ставке его тезки Шамиля во время кавказских войн XIX века – в мае 1995 года, после того как федералы (Russians) временно прогнали чеченских боевиков с равнины. Это был самый неудачный для чеченцев момент за всё время войны: снаряжения было крайне мало, люди были истощены, и это был единственный раз, когда я видел, что чеченские бойцы подают признаки паники – мы встретили грузовик с боевиками, бежавшими с фронта и ошибочно утверждавшими, что русские прорвались (что они фактически и сделают чуть ли не неделю спустя).