– Вы думаете? – спросил он и только тут ему пришло в голову, что Эвелина считает его холостяком. Совершенно случайно он ни разу не говорил ей о своем браке. На мгновение он заколебался. Однако, сейчас не время было рассказывать Эвелине о Пирл. К тому же это вовсе не касалось ее. Абсолютно не касалось. Войдя в ванную комнату, он открыл кран с горячей водой. Вы наверное захотите выкупаться, – предложил он. Эвелина с благодарностью приняла предложение. Распаковав свой маленький саквояжик, она принесла в ванную свои вещи. И теперь ее зубная паста лежала рядом с его зубной пастой, ее губка рядом с его губкой. Эвелина со странным выражением смотрела на эту близость. В ту же минуту он тоже почувствовал, что они стали как-то ближе. Он последовал за ней из ванной в ее спальню. Из чемодана появилась ночная сорочка, белая и прозрачная, отделанная желтоватыми кружевами, – была разложена на кровати. Франк улыбнулся от удовольствия и неожиданности. У него было предубежденное представление о белье германских женщин, и он был приятно поражен и обрадован, когда увидел, что у Эвелины были ты же кокетливые женские пустячки, как у Пирл или Марион.
– Вот, – сказала она и выжидательно посмотрела на него.
Он опустился на колени и попытался снять ее туфли.
– Могу я помочь вам? – спросил он.
– Нет.
– Нет?
– Нет, пожалуйста не надо.
На минуту франк задумался. Иногда все портит послушание женщине, иногда неповиновение ей. Он взглянул Эвелине в лицо. Ее темно синие глаза были полны страха. Он быстро поцеловал ее щиколотку и встал. Что бы там ни было, а мужчина, стоящий на коленях, в наш прозаический век всегда выглядит смешным.
– Не задерживайтесь, дорогая – небрежно сказал он. Иначе мы пропустим священный час парижского завтрака.
Она быстро схватила его руку, поцеловала в ладонь и прикрыла своими пальцами, как монету. Он уже стоял в своей комнате и звонил Марион, а его ладонь все еще горела самым удивительным образом. Теперь, когда приехала Эвелина, он должен был отменить свое вечернее свидание с Марион. Он не сделал этого заранее, чтобы не сесть между двух стульев. Ожидая соединения, Он чувствовал себя довольно неприятно.
– Не очень то это честно, – мелькнуло у него в голове, но он так и не мог сказать, было ли это нечестно по отношению к Марион или к Эвелине. В предусмотрительности всегда есть что-то подленькое, но торговля апельсинами учит человека осторожности.
– Алло!.. алло, Жужу! – радостно откликнулся голос Марион, – Я не видела тебя целую вечность. Флора занята грандиозными приготовлениями к твоему сегодняшнему обеду.
Франк сдержался его всегда коробило, когда Марион давала ему названия игрушек, зверей и овощей.
– Дорогая, – сказал он. Случилась катастрофа.
– Мой Бог! – взволновалась Марион. Что нибудь нехорошее?
– Нет, не такое уж нехорошее. Приехала жена. Я не могу сегодня вечером встретиться с тобой, а завтра рано утром мы уезжаем. Я не смогу даже попрощаться.
Марион ответила не сразу, но в общем приняла известие очень хорошо.
– Но зато как хорошо для тебя, что твоя жена здесь, – веселым тоном сказала она. Когда уходить твой пароход? Когда отходит твой поезд? Когда ты снова приедешь в Европу? Пошли мне заранее телеграмму.
Франк пробормотал в трубку свою благодарность и несколько ласковых слов. Его уже брало нетерпение. Дверь ванной комнаты открылась, и Эвелина остановилась на пороге, вопросительно глядя на него. Он сразу замолчал, предоставив Марион говорить одной.
– До свиданья, маленький. Было так хорошо увидеть тебя. Развлекайся. Счастливого пути!
Он почти не слушал ее, он был уже с Эвелиной. Она выглядела иначе, ярче и оживленнее, чем раньше. Поцеловав ее, он ощутил на ее губах вкус губной помады. «Ага» – подумал он, это было нечто новое в маленькой берлинке. Совсем неподобающим образом в этот момент он вспомнил ее мужа и выпустил ее из рук. – Пора завтракать, сказал он и повел ее из комнаты.
Внизу произошла маленькая задержка мадам протянула ему телеграмму. Она была из Лондона, от Пирл.
«Корсар ждет не дождется знакомства с тобой».
Франк остановился недоумевая кем мог быть Корсар? «Новая собака» осенило его. Он невольно улыбнулся. Эвелина стояла рядом и серьезно наблюдала за ним.
– Дела, – пояснил он.
– Женщины со всех сторон балуют вас, – неожиданно сказала она.
Он в замешательстве поглядел на нее. В Берлине она была нежнее и сентиментальнее. Подкрашенные губы придавали пикантность не только ее лицу. – Ревнуете? – спросил он, почувствовав, что ему стало веселье.
Она не ответила, и он бросил телеграмму в ближайшую корзинку для бумаг.