Как каждый американец, Франк гордился тем, что знает в Париже хороший маленький ресторанчик, в который не заходят американцы. Он провел Эвелину к длинному, тянувшемуся вдоль стены сиденью у Россета и внимательно просмотрел меню, говоря без умолку. Он говорил слишком много и слишком скоро, и сам заметил это. Он слегка нервничал – это было смешно, но положение было далеко не так просто, как оно должно было быть. Эвелина немедленно, в ответ на его зов по телефону, приехала в Париж. Это был ответ, который сам говорил за себя. Но в то же самое время Эвелина была таким чувствительным и хрупким созданием, что с ней он стеснялся. Он никак не мог почувствовать что это просто одно из многих любовных приключений, все напоминало ему больше первый день медового месяца.
– Целофан, – сказал Франк – мадам вся завернута в целофан, чиста и не тронута.
Эвелина отпила глоток вина и улыбнулась. Казалось, она совершенно уверена в себе.
«Я дурак», – подумал Франк. «Без сомнения эти милые берлинские дамы достаточно часто совершают маленькие поездки в Париж».
Под столом он взял ее руку. У нее на пальце было обручальное кольцо. Ее рука была как обычно холодна и слегка вздрагивала. Мимолетная дрожь желания быстро поднялась в нем и так же быстро улетела. Эвелина начала говорить по-французски и это нравилось ему. Внезапно из угла комнаты появился мужчина, в котором без ошибки можно было признать немца. Он подошел к их столику и обратился к Эвелине. Франк с неприязнью посмотрел на подошедшего господина. У него были жидкие, песочного цвета волосы, а его щека была изуродована тремя ужасными шрамами. Он обратился к Эвелине громким горловым голосом, и на ее лице, в то время как она отвечала ему, появилось странно напряженное выражение.
Занавеска, скромно скрывавшая дверь дамской комнаты, откинулась, и молодая, но удивительно непривлекательная женщина присоединилась к непривлекательному мужчине. Если среди знакомых Эвелины имелись подобные люди, Франк мог только пожалеть ее. Когда пара удалилась у Эвелины был совершенно обессиленный вид. Франк заплатил и вывел ее на улицу. Бледное солнце просвечивало сквозь тучи.
– Что теперь? – нерешительно спросил он.
– Да… что теперь? – повторила Эвелина.
– Конечно, вы знаете, что в это время дня делают в Париже все влюбленные, – быстро сказал он.
Вопрос вызвал легкую краску на ее щеки.
«Может быть она только и ждет этого» – подумал Франк.
– Знаю. Спущенные шторы и тому подобное, – сказала она. – Вам нравится любовь среди дня?
В этих словах звучал опыт. Она говорила о любви среди дня, как знаток говорит о температуре известных сортов вина. Франк быстро взял ее под руку и прижал к себе ее руку.
– Но я не принадлежу к этому типу, – закончила она.
Он был совсем озадачен.
– К какому типу вы не принадлежите и к какому типу вы принадлежите? – спросил он.
Он уже начинал волноваться. «Булонский лес» – подумал он. «Как всякий знает, Булонский лес оказывает необычайно благотворное влияние на развитие романов».
Как только они сели в такси, небо потемнело и снова пошел дождь. Капли стучали по крыше такси. Эвелина молча глядела на исполосованные дождем стекла машины. Мало-помалу в мыслях Франка снова закачались апельсины. Этот контракт… сорок тысяч ящиков… с убытком в два с третью цента на каждом… это составить девятьсот три доллара и несколько центов… убыток почти в тысячу долларов. Кроме того расходы по путешествию. Но теперь положено начало делам в Европе. Приняв все во внимание, он был рад, что поступил именно так. Когда автомобиль остановился, он взял себя в руки. Дождь снова перестал, но отовсюду капало. Франк взял Эвелину под руку, переплел ее пальцы со своими, и так они пошли по мокрому гравию к Пре Каталан. Все это было почти машинально. Жалко, что почти всегда в любви все повторяется. Но, с другой стороны, было недурно иметь установленную рутину. Это упрощало и облегчало многое. Франк испытывал какое-то беспокойство, и ему казалось немного смешным в мокром от дождя Булонском лесу. Они уселись на холодные, мокрые чугунные стулья, и Франк заказал для Эвелины горячий шоколад. Завтра все будет кончено. «Жалко, – снова подумал он. Может быть, если бы у него было время только для Эвелины, из всего этого можно было бы сделать что-то редкое и прекрасное. Какие у нее прелестные серебристые ресницы…»
– Вы для меня полная тайна, – подумала она вслух. Она пристально вглядывалась в него, их лица были так близко. Ее кожа вблизи была такой гладкой, как неполированный металл. – Скажите мне, как вы живете? Откуда вы пришли и куда уходите? О чем вы думаете? Я ничего не знаю о вас.
– Господи, да ведь это настоящий допрос! – встревожился он.