Чего мужчины не знают

– Прежде я должна побывать в Сан-Шапель – заявила она и даже сама дала указания шоферу такси.

Франк был окончательно обескуражен.

– Вы на что нибудь сердитесь? – спросила она усаживаясь рядом с ним.

– Нет, я только горю от нетерпения, – ответил он с принужденной улыбкой. Она выслушала его, как выслушала бы пение. Франк только смутно припоминал о том, что слышал что-то о Сан-Шапель. Про себя он пробормотал что-то о немецкой страсти к культуре. Если бы Пирл не научила его владеть собой, его бормотанье было бы гораздо слышнее.

Они проехали вдоль Сены, потом через мост Сан-Мишель и остановились перед старым зданием.

– Я сотни раз бывал в Париже и никогда не заходил сюда – пожаловался он. – Я не хотела бы, побывав в Париже, не зайти сюда, – ответила Эвелина. Она пошла вперед, словно чувствуя себя дома среди серых каменных алтарей, пересекла маленький дворик и вошла в часовню. Франк поспешно затянулся сигареткой, отбросил ее и последовал за Эвелиной. Когда они находились уже внутри пустой часовни, сквозь голубые окна которой лился дневной свет, он снял шляпу и невольно пригладил волосы. Здесь казалось, что находишься внутри кристалла. Тишина была благоговейной, несмотря на то, что здесь не было алтаря. Эвелина простояла несколько минут в молчании, нахмурив лоб, как будто ее тяготило что-то. Затем она пошла вперед по винтовой лестнице, которая вела в верхнюю часть здания. Тут лившийся внутрь свет казался еще ярче, прозрачнее. Они были последними и единственными посетителями. Франк почувствовал, что его окутывает тишина и кристальное очарование часовни, и попробовал было бороться против этого.

«Все очень мило, но бар в Ритц тоже совсем не плох» – мятежно подумал Он. Потом он сдался и позволил голубому сиянию проникнуть в него.

Эвелина стояла совсем неподвижно, и ее волосы из серебряных стали тоже голубыми. Он подошел к ней сзади и взял ее за локти. И в тот-же момент он перестал владеть собой, и его охватило нетерпеливое, почти грубое влечение к ней, так же, как тогда в купальне. Она неподвижно стояла, схваченная им. Тут одетый в черное человек показался в маленькой, резной двери, которая вела на галерейку. Эвелина повернулась. Она стояла совсем близко к Франку и глядела ему в лицо, но не в глаза, а на губы.

– Я хотела бы спать с вами, – нежно сказала. Нет, – прибавила она, прежде чем он успел ответить. Действительно, заснуть. По-моему, я не спала с тех пор, как…

– Да, дорогая?.. – спросил он.

Но она не докончила фразы. Не говоря больше ни слова, он повел ее к такси. Для него во всем этом было что-то необычайное. «Это нежнее… милее…» – думал он, подыскивая подходящее слово. Правда, в такси, сорок тысяч ящиков апельсинов снова пришли ему на ум, и он вспомнил, что продал их на два с третью цента ниже твердой цены.

Теперь, сразу, вместе вспыхнули все фонари вдоль Сены. Он сделал величайшее усилие и заставил себя забыть апельсины.

8. Пятница. Она

Утром, когда купе было приведено в порядок фрау Зельма оказалась необычайно полной, но также в высшей степени приветливой женщиной, добродушной, жизненно опытной, с ироническими морщинками под глазами – признаком острой наблюдательности. Без общества и помощи этой дамы Эвелина не знала бы как вынести последние томительные часы, остававшиеся до Парижа. С тех самых пор, как Франк позвонил ей по телефону, Эвелина все время чувствовала себя так, как человек, который стоит перед лицом катастрофы, какой-то крупной, даже смертельной опасности. Она ехала в Париж не как пассажирка спального вагона второго класса, а как существо, брошенное туда неминуемым взрывом, швырнувшим его прямо на Северный вокзал, в шум, копоть, трескотню чужого языка, запах чужого города, во всю сумятицу странного, невообразимого будущего. И только фрау Рабинович превратила ее приезд в совсем нормальное, спокойное событие.

Фрау Рабинович в Париже была как дома: она ездила туда четыре раза в год за новыми моделями для ее модного дома в Бухаресте. Она накормила Эвелину булочками и напоила чаем, нашла ей носильщика, сунула в руку бумажку с адресом отеля и номером телефона, на случай, если она окажется в каком-нибудь затруднении. А когда она увидела Эвелину стоящей на платформе, с беспомощным и растерянным выражением на лице, она вернулась к ней и, взяв ее под руку, повела с собой к выходу.

– Разве вас не встретят? – спросила она..

И Эвелина ответила бледными губами.

– Не знаю. Кажется нет.