Чехов без глянца

Жизнь в доме весной и летом начиналась рано, в пять часов. Еще роса не сошла, а Антон Павло­вич — уже в саду, совсем одетый, с лейкой, поливая свои любимые розы или заботливо обирая гусениц. В шесть часов утра под окнами слышался сдержан­ный разговор больных. В восемь часов утра все со­бирались к утреннему чаю. Антон Павлович обык­новенно наскоро пил кофе и уходил в свой кабинет работать. Вскоре вся семья также оставляла столо­вую, и каждый шел по своим делам. А работы было много в этом доме: кто идет полоть огород или цветник, кто — приготовлять лекарства по просьбе Антона Павловича.

Михаил Павлович Чехов:

Вставая рано, с солнцем, наша семья и обедала ра­но: в двенадцать часов дня. Антон Павлович купил колокол и водрузил его в усадьбе на высоком стол­бе. Раз в сутки, ровно в двенадцать часов дня, Фрол или кто-нибудь вместо него должен был отбить двенадцать ударов, и вся округа по радиусу верст в шесть-семь, услышав этот колокол, бросала рабо­ту и садилась обедать. Уже в одиннадца ть часов ут­ра, успев наработаться и пописать вдоволь, Антон Павлович приходил в столовую и молча, но много­значительно взглядывал на часы. Мать тотчас же вскакивала из-за швейной машинки и начинала суе­титься:

— Ах, батюшки. Антоша есть хочет! Начиналось дерганье звонка в кухню, находившую­ся в отдельном помещении. Прибегала Анюта или Маша и начинались приготовления к обеду. «Ско­рей, скорей!» Но вот уже стол накры т. Совсем идил­лическая картина! От множества разных домашних закусочек, приготовленных заботливой рукой Евге­нии Яковлевны, положительно нет на столе места. <...> Нет места и за столом. Кроме пятерых посто­янных членов семьи, обязательно обедают и чужие.

Татьяна Львовна Щенкина-Куперник:

Самыми веселыми часами в Мелихове были трапе­зы. к которым А. П. выходил всегда в хорошем рас­положении духа, приветливый и ласковый. Он не выносил на люди ни своих бессонных ночей, ни со­средоточенности творческих часов. Шутил, смеял­ся и был радушным хозяином. Звал обедающих «к мутному источнику» — это выражение вошло в обиход и имеет свою историю. Как-то Павел Ег. ез­дил со мной в воскресенье в церковь; деревенский батюшка говорил крестьянам проповедь, которая 334 очень понравилась ему; вернувшись, он сказал:

— Вот, Антон, ты никогда в церковь не ходишь, а какую батюшка хорошую проповедь сказал — приятно было слушать!

А. П. серьезно, но со смеющимися глазами попро­сил меня рассказать ему содержание проповеди — «что в ней так понравилось папаше?». Проповедь гласила приблизительно следующее: «Что бы вы сказали, — обращался батюшка к прихо­жанам, — если бы вы увидели путника, томимого жаждой, и рядом с ним два источника — один про­зрачно чистый, другой же мутный и загрязненный, и вдруг путник для утоления жажды пренебрегает чистым источником и утоляет свою жажду из мутно­го? Вы бы назвали его неразумным! Но не то же ли самое делаете и вы, когда в праздничный отдых свой, вместо того чтобы идти к чистому источнику церковной службы, душеспасительного чтения — от­правляетесь в кабак и там напиваетесь?..» и т. д. <...> А. П. выслушал и, почтительно похвалив пропо­ведь, сказал:

— Ну, а теперь пойдемте к мутному источнику, ибо по берегам его растут великолепные соленые грузди! С тех пор выражение это и получило право граж­данства.

После обеда обыкновенно начиналась игра с собака­ми. В доме жили две таксы, любимицы А. П.: корич­невая Хина Марковна, которую он звал страдалицей (так она разжирела) и уговаривал «лечь в больницу»: «Там-ба-б вам-ба-б полегчало-ба-б!» — и Бром Исаич, о котором А. П. говорил, члч> у него глаза Левитана: и действительно, у него были скорбные, темные- темные глаза.

Любимая игра была дразни ть собак моим соболь- ком, которого я носила на шее. Собаки сходили с ума и лаяли, прыгая кругом него. Мне надоел шум, да я и боялась за судьбу моего соболька, и я спрята­ла его. После этого стало меня удивлять, что собаки 335

так же яростно лаяли, как только А. Г1. укажет им на сигарную коробку, стоявшую на камине. Так и за­ливаются, так и рвутся к коробке! Оказалось, что А. П. потихоньку стащил моего соболька из комода и спрятал его в эту коробку.

Михаил Павлович Чехов:

После обеда Чехов уходил в спальню, запирался там и обдумывал сюжеты, если его не прерывал Мор­фей. А затем с трех часов дня и вплоть до семи вече­ра грудились снова.

Евгения Михайловна Чехова:

В Мелихове подолгу и часто гостил старый друг семьи Александр Игнатьевич Иваненко. Однажды Антон Павлович поручил ему произвести «инвен­таризацию» усадьбы.