И когда Чехов, никем из актеров не замеченный, пришел в театр, занял место в темной зале и посидел часа полтора, — то, что происходило на сцене, произвело на него гнетущее впечатление. До спектакля оставалось пять дней, а половина исполнителей еще читала роли по тетрадкам, некоторых же вовсе не было на сцене, вместо них появлялся бородатый помощник режиссера и без всякого выражения прочитывал, в виде реплик, последние слова из их роли...
Когда режиссер упрекал актера, читающего по тет радке: «Как вам не стыдно до сих пор роль не выучить!» - тот с выражением оскорбленной гордости отвечал: «Не беспокой тесь, я буду знать свою роль...» Антон Павлович вышел из театра подавленный. «Ничего не выйдет, — говорил он. — Скучно, неинтересно, никому это не нужно. Актеры не заинтересовались, значит — и публику они не заинтересуют». У него уже являлась мысль — приостановить репетиции, снять пьесу и не ставить ее вовсе.
Евтихий Павлович Карпов:
Ант. Павл. Чехов, аккуратно прихода каждый день в театр с И. Н. Потапенко, принимал живое, деятельное участие в репетициях. Он, видимо, очень волновался, хотя и fie хотел этого показывать. То и дело он вставал с своего кресла у суфлерской будки, уходил за кулисы и беседовал то с тем, то с другим из артистов.
Чехова коробил всякий фальшивый звук актера, затрепанная, казенная интонация. Несмотря на свою стыдливую деликатность, он нередко останавливал среди сцены актеров и объяснял им значение той или иной фразы, толковал характеры, как они ему представляются, и все время твердил: - Главное, голубчики, не надо театральности... Просто все надо... Совсем просто... Они все простые, заурядные люди...
Когда перед сценой, сколоченной из досок в саду Сорина, появились две актрисы, изображающие тени. Ант. Павл. замахал руками:
— Зачем?.. Зачем эти девы!.. Понимаете, там ничего этого не было... Просто два плотника, вот которые строили сцену, завернулись в простыни и стали по бокам. Вот и все!.. Вот и тени!
Я боялся, что появление из-за кустов закутанных в простыни плотников вызовет смех публики и нарушит настроение перед монологом Нины Заречной, и уговорил оставить актрис. Антон Павлович нехотя согласился. <...> Присутствие на репетициях Антона Павловича оживляло, поднимало артистов. Работа шла нервно, лихорадочно. И чем дальше подвигались репетиции. тем спокойнее становился Антон Павлович. Помню, мы вышли вместе с Ант. Павл. и Игн. 11. Потапенко из Михайловского театра, где репетировали «Чайку».
Комиссаржевская уже овладела ролью Нины, и в этот раз была, что называется, в ударе.
— Ну. если она так сыграет в спектакле, будет очень хорошо!.. — сказач, пощипывая бородку, Антон Павлович. —Лучше не надо!
<...> Все, что можно было сделать в неимоверно короткий срок, в восемь репетиций, для такой тонкой пьесы полутонов, как «Чайка», — все было сделано.
Генеральная репетиция прошла гладко с ансамблем, но вяловато. Чувствовалось, что у актеров опустились нервы, не было настроения, огня... Антону Павловичу понравились декорации, обстановка, гримы, но он больше, чем кто-нибудь, чувствовал, что пьеса идет без подъема, без настроения... В зрительном зале на генеральной репетиции сидела почти вся драматическая труппа, театральные чиновники и их родственники. Антон Павлович в одном из антрактов обвел глазами сидящую публику и как бы про себя спокойно проговорил:
— Пьеса не понравится... Она не захватывает...
— Что за пу стяки!.. Почему вы так думаете?.. — протестовал я.
— А вы посмотрите на выражение лиц у публики... Она скучает... Им неинтересно...
Игнатмй Николаевич Потапенко:
Накануне представления мы с Антоном Павловичем обедали у Палкииа. Он уже предчувствовал неуспех и сильно нервничал.
К спектаклю приехали из Москвы Марья Павловна и еще кой-кто из близких, и он выражал недовольство. Зачем было приезжать? Это как будто увеличивало его ответственность.
Мария Павловна Чехова:
Утром 17 октября Антон Павлович, угрюмым и суровым, встретил меня на Московском вокзале. Идя по перрону, покашливая, он говорил мне:
— Актеры ролей не знают. Ничего не понимают. Играют ужасно. Одна Комиссаржевская хороша. Пьеса провалится. Напрасно ты приехала.
Я посмотрела на брата. В этот момент, помню, выглянуло солнце, и серая, мрачная петербургская осень сразу стала мягкой, ласковой, все по-весен- нему заулыбалось. Я воскликнула:
— Ничего, .Антоша, все будет хорошо! Посмотри, какая чудная погода, светит солнышко. Оставь свои дурные мысли.
Не знаю, подействовала ли па него перемена пого ды или мой оптимистический тон, но он не ста* больше говорить об актерах и пьесе, а шутливо со общил мне:
— Я тебе в ложе целую выставку устроил. Все кра савцы будут. А вот Лике, возможно, будет неприял но. В театре будет Игнатий, и с Марией Андреев ной. Лике от этой особы может достаться, да и са мой ей едва ли приятна эта встреча.