Чехов без глянца

Ялтинская дача Чехова стояла почти за городом, глубоко под белой и пыльной ауте кой дорогой. Не знаю, кто ее строил, но она была, пожалуй, самым оригинальным зданием в Ялте. Вся белая, чистая, легкая, красиво несимметричная, построенная вне какого-нибудь определенного архитектурного сти­ля, с вышкой в виде башни, с неожиданными высту­пами, со стеклянной верандой внизу и с открытой террасой вверху, с разбросанными то широки­ми, то узкими окнами. — она походила бы на здания в стиле moderne, если бы в ее плане не чувствова­лась чья-то внимательная и оригинальная мысль, чей-то своеобразный вкус. Дача стояла в углу сада, окруженная цветником. К саду, со стороны, проти­воположной шоссе, примыкало, отделенное низкой стенкой, старое, заброшенное татарское кладбище, всегда зеленое, тихое и безлюдное, со скромными каменными плитами на могилах. Цветничок был маленький, далеко не пышный, а фруктовый сад еще очень молодой. Росли в нем груши и яблони-дички, абрикосы, персики, миндаль. В последние годы сад уже начал приносить кое-ка­кие плоды, доставляя Антону Павловичу много за­бот и трогательного, какого-то детского удовольст­вия. Когда наступало время сбора миндальных оре­хов. то их снимали и в чеховском саду. Лежали они обыкновенно маленькой горкой в гостиной на по­доконнике, и, кажется, ни у кого не хватало жестоко­сти брать их. хотя их и предлагали. А. Г1. не любил и немного сердился, когда ему гово­рили, что его дача слишком мало защищена от пы­ли, летящей сверху, с аутского шоссе, и что сад пло-

хо снабжен водою. Не любя вообще Крыма, а в осо­бенности Ялты, он с особенной, ревнивой любовью относился к своем)'сад)'. Многие видели, как он ино­гда по утрам, сидя на корточках, заботливо обмазы­вал серой стволы роз или выдергивал сорные травы из клумб. А какое бывало торжество, когда среди летней засухи наконец шел дождь, наполнявший во­дою запасные глиняные цистерны! Но не чувство собственника сказывалось в этой хлопотливой любви, а другое, более мощное и муд­рое сознание. Как часто говорил он, глядя на свой сад прищуренными глазами: — Послушайте, при мне здесь посажено каждое де­рево. и, конечно, мне это дорого. Но и не это важ­но. Ведь здесь же до меня был пустырь и нелепые овраги, все в камнях и в чертополохе. А я вот при­шел и сделал из этой дичи культурное, красивое место. Знаете ли? — прибавлял он вдруг с серьез­ным лицом, тоном глубокой веры. — Знаете ли, че­рез триста — четыреста лет вся земля обратится в цветущий сад. И жизнь будет тогда необыкновен­но легка и удобна.

Исаак Наумович Альтшуллер:

Вскоре после аупсинской дачи он приобрел участок в Кучук-Кое, около Кикинеиза, верстах в 25 от Ял­ты, совершенно ему не нужный и никчемный, к ко­торому вел очень крутой спуск от шоссе с еще более крутым спуском от него к морскому берегу. Купил потому, что «там чудный вид, и все есть: и маленький домик, и табачный сарай, и дроги, и нужно только будет из Москвы выписать ложки, вилки, самовар. Почта рядом, я уверен, что и ма­тери понравится». — «Но ведь туда добраться нель­зя». — «Это ничего, можно будет купить ослика, чу­десно будет, или еще и лошадь». А через год он еще купил участок в Гурзуфе, потому что на самом 427

берегу, «свой кусочек берега, и можно будет рыбу ловить, чудесно!». И на обоих участках, я думаю, он был счетом не более двух-трех раз. Когда после продажи сочинений Марксу получались свобод­ные деньги, он собирался и в Москве домик ку­пить, «где-нибудь на окраине, но непременно с са­дом», и где-нибудь дачу под Москвой, непременно около речки. И когда я ему говорил, что он тоже свой крыжовник любит, то он смеялся и говорил: «Здесь же крыжовника нет, а миндаль, грецкий орех». Но его привлекал, конечно, не крыжовник, а именно свой угол, сад.

Владимир Николаевич Ладыженский:

А когда я навестил Чехова в Крыму, он говорил мне:

— Тебе нравится моя дача и садик, ведь нравится? А между тем это моя тюрьма, самая обыкновенная тюрьма, вроде Петропавловской крепости. Разни­ца только в том, что Петропавловская крепость сырая, а эта сухая.

Чехов долю не мог примириться с жизнью «не по своей воле» на юге, но в конце концов полюбил свою дачу, о которой много заботился. Он ценил, очевидно, результаты своих трудов. И когда, неза­долго перед его кончиной, Мария Павловна призна­лась ему, что и она долго не могла примириться с Ял­той и неизбежной потерей Мелихова, а теперь ей здесь все дорого, Чехов грустно заметил:

— Вот гак не любя замуж выходят. Сначала не нра­вится. а потом привыкают!

Александра Александровна Хотяинцева:

Когда ему пришлось устраивать свой сад в Ялте, где в садах много вечнозеленых растений, он наса­дил деревья с опадающей листвой, чтобы «чувст­вовать весну».

Александр Иванович Куприн: