Чехов без глянца

— Так научите» Антон Павлович, что же надо было поднести? — оправдывался я.

— Мышеловку, — серьезно ответил он подумав. — Послушайте, мышей же надо истреблять. — Тут он сам расхохотался. — Вот художник Коровин чудес­ный подарок мне прислал! Чудесный!

— Какой? — интересовался я.

— Удочки.

И все другие подарки, поднесенные Чехову, не удовлетворили его, а некоторые так даже рассер­дили своей банальностью.

— Нельзя же, послушайте, подносить писателю се­ребряное перо и старинную чернильницу.

— А что же нужно подносить?

— Клистирную трубку. Я же доктор, послушайте. Или носки. Моя же жена за мной не смотрит. Она актриса. Я же в рваных носках хожу. Послушай, ду- ся, говорю я ей, у меня палец на правой ноге выле­зает. Носи на левой ноге, говорит. Я же не могу так! — шутил Антон Павлович и снова закатывался веселым смехом.

Но на самом юбилее он не был весел, точно предчув­ствуя свою близкую кончину. Когда после третьего акта он, мертвенно бледный и худой, стоя на аван­сцене, не мог унять кашля, пока его приветствовали с адресами и подарками, у нас болезненно сжалось сердце. Из зрительного зала ему крикнули, чтобы он сел. Но Чехов нахмурился и простоял все длинное и тягучее торжество юбилея, над которым он добро­душно смеялся в своих произведениях. Но и туг он не удержался от улыбки.

Василий Иванович Качалов (1875-1948),драмати­ческий актер:

Очень скучные были речи, которые почти все на­чинались: «Дорогой, многоуважаемый или «До­рогой и глубокоуважаемый...» И когда первый ора- 471

тор начал, обращаясь к Чехову: «Дорогой, много­уважаемый...», то Антон Павлович тихонько нам, стоящим поблизости, шепнул: «Шкаф». Мы еле удержались, чтобы не фыркнуть. Ведь мы только что в первом акте слышали на сцене обращение Гаева — Станиславского к шкафу, начинавшееся словами: «Дорогой, многоуважаемый шкаф». Помню, как страшно был утомлен А. II. этим чест­вованием. Мертвенно-бледный, изредка покашли­вая в платок, он простоял на ногах, терпеливо и да­же с улыбкой выслушивая приветственные речи. Когда публика начинала кричать: «Просим Антона Павловича сесть... Сядьте, Антон Павлович!..» — он делал публике успокаивающие жесты рукой и про­должал стоять.

Александр Леонидович Вишневский: