Чехов без глянца

Амур чрезвычайно интересный край. До чертиков оригинален. Жизнь тут кипит такая, о какой в Евро­пе и понятия не имеют. Она, т. е. эта жизнь, напоми­нает мне рассказы из американской жизни. Берега до такой степени дики, оригинальны и роскошны, что хочется навеки остаться тут жить. Последние строчки пишу уж 25 июня. Пароход дрожит и меша­ет писать. Опять плывем. Проплыл я уже по Амуру looo верст и видел миллион роскошнейших пейза­жей; голова кружится от восторга. Видел я такой утес, что если бы у подножия его Гундасова вздума­ла окисляться, то она бы умерла от удовольствия, и если бы мы с Софьей Петровной Кувшинниковои во главе устроили здесь пикник, то могли бы сказать друт другу: умри, Денис, лучше не напишешь. Удиви­тельная природа. А как жарко! Какие теплые ночи! Утром бывает туман, но теплый. Я осматриваю берега в бинокль и вижу чертову пропасть уток, гусей, гагар, цапель и всяких бес­тий с длинными носами. Вот бы где дачу нанять! Вчера в местечке Рейнове пригласил меня к боль­ной жене некий золотопромышленник. Когда я уходил от него, он сунул мне в руку пачку ассигна­ций. Мне стало стыдно, я начат отказываться и су­нул деньги назад, говоря, что я сам очень богат раз­говаривали долго, убеждая друг друга, и все-таки в конце концов у меня в руке осталось 15 рублей. Вчера же в моей каюте обедал золотопромышлен­ник с лицом Пети Полеваева; за обедом он вместо воды пил шампанское и угощал им нас. Деревни здесь такие же. как на Дону; разница есть в постройках, но неважная. Жители не исполня­ют постов и едят мясо даже в Страстную неделю; девки курят папиросы, а старухи трубки — это так принято. Странно бывает видеть мужичек с папи­росами. А какой либерализм! Ах, какой либера­лизм!

На пароходе воздух накаляется докрасна от разгово­ров. Здесь не боят ся говорить громко. Арестовывать здесь некому и ссылать некуда, либеральничай сколь­ко влезет. Народ все больше независимый, самостоя­тельный и с логикой. Если случается какое-нибудь не­доразумение в Усть-Каре, где работают каторжные (между ними много политических, которые не рабо­тают), то возмущается весь Амур. Доносы не приня­ты. Бежавший политический свободно может про­ехать на пароходе до океана, не боясь, что его выдаст капитан.

Это объясняется отчасти и полным равнодушием ко всему, что творится в России. Каждый говорит: какое мне дело?

Иван Яковлевич Шмидт:

Неторопливо скользя по широкой глади Амура, среди живописных берегов этой могущественной реки, пароход бросил якорь у Зейской пристани. Здесь Чехова, как врача, пригласили к больному- золотопромышленнику. Возвратясь на пароход и вынув из бумажника за угол полученную им сто­рублевую бумажку, он пошутил: «Если так пойдет и дальше, то скоро мои гонорары превзойдут За- харьинские![9]»

Антон Павлович Чехов. Из письма А. С. Суворину. Благовещенск, г у июня 1890 г.:

В голове у меня все перепуталось и обратилось в порошок; и немудрено, Ваше превосходительст­во! Проплыл я по .Амуру больше тысячи верст и ви­дел миллионы пейзажей, а ведь до Амура были Бай­кал, Забайкалье... Право, столько видел богатства и столько получил наслаждений, что и помереть те­перь не страшно. Люди на Амуре оригинальные, жизнь интересная, не похожая на нашу. Только и разговора, что о золоте. Золото, золото и больше ничего. У меня глупое настроение, писать не хочет­ся, и пишу я коротко, по-свински. <...> Я в Амур влюблен; охотно бы пожил на нем года два. И красиво, и просторно, и свободно, и тепло. Швейцария и Франция никогда не знали такой сво­боды. Последний ссыльный дышит на Амуре легче, чем самый первый генерал в России. <.„> Китайцы начинают встречаться с Иркутска, а здесь их больше, чем мух. Это добродушнейший народ. <...>

С Благовещенска начинаются японцы, или, вернее, японки. Это маленькие брюнетки с большой мудре­ной прической, с красивым туловищем и, как мне показалось, с короткими бедрами. Одеваются кра­сиво. В языке их преобладает звук «тц». <...> Когда я одного китайца позвал в буфет, чтобы уго­стить его водкой, то он, прежде чем выпить, про­тягивал рюмку мне, буфетчику, лакеям и говорил: кусай! Это китайские церемонии. Пил он не сразу, как мы, а глоточками, закусывая после каждого глотка, и йотом, чтобы поблагодарить меня, дал мие несколько китайских монет. Ужасно вежли­вый народ. Одеваются бедно, но красиво, едят вкусно, с церемониями.

Китайцы возьмут у нас Амур — это несомненно. Gx- ми они не возьмут, но им отдадут его другие, напри­мер, англичане, которые в Китае губернаторствуют и крепости строят. По Амуру живет очень насмеш­ливый народ; все смеются, что Россия хлопочет о Болгарии, которая гроша медного не стоит, и со­всем забыла об Амуре. Нерасчетливо и неумно.