Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

«Страсть к питве» на Руси была словно прирожденная: пьют крепко уже при Святославе и Ольге ‹…›. Св. князь Владимир публично сознал, что «Руси есть веселие пита», и сам справлял тризны и братчины и почестные пиры. Христианство, которое принял св. Владимир, не изменило его отношения к пиршествам… При Тохтамыше «русские упивахуся до великого пьяна». ‹…› Иван Грозный, взяв Казань, где был «ханский кабак», пожелал эксплоатировать русскую охоту к вину в целях государственного фиска, и в Московской Руси является «царев кабак», ‹…› а к самой торговле «во царевом кабаке» приставлены были особые продавцы «крестные целовальнички», т. е. люди клятвою и крестным целованием обязанные не только «верно и мерно продавать вино во царевом кааба», но и «продавать его довольн» т. е. они обязаны были выпродавать вина как можно больше ‹…›, «для сбору денег на государя и на веру». Такой же смысл по существу имели контракты откупщиков с правительством в 28 великороссийских губерниях в откупное время. ‹…› Перенесение обвинения в народном распойстве на евреев принадлежит самому новейшему времени, когда русские, как бы в каком-то отчаянии, стали искать возможности возложить на кого-нибудь вину своей долгой исторической ошибки. Евреи оказались в этом случае удобными; на них уже возложено много обвинений; почему бы не возложить еще одного, нового? Это и сделали. Почин в сочинении такого обвинения на евреев принадлежит русским кабатчикам — «целовальникам», а продолжение — тенденциозным газетчикам, которые ныне часто находятся в смешном и жалком противоречии сами с собою. ‹…› распойство русского народа совершилось без малейшего еврейского участия, при одной нравственной неразборчивости и неумелости государственных лиц, которые не нашли в государстве лучших статей дохода, как заимствованный у татар кабак [ЛЕСКОВ-ЕвР. VII].

Антиеврейская кампания в газетах с марта 1881 г. нарастала как снежный ком. Цель у нее была одна — натравливать нищее христианское население на еврея-чужака, такого же нищего и обездоленного. Результаты такого рода пропаганды не замедлили сказаться.

К лету 1881 года погромы затронули свыше ста еврейских общин юго-запада России. Власти, опасаясь, что ‹…› «бессмысленный и беспощадный» русский бунт перекинется на зажиточные слои христианского населения ‹…›, приняли меры и стали действовать более решительно. «Джин», тем не менее, был выпущен из бутылки, и погромы с разной степенью интенсивности продолжались еще 10 месяцев. Они охватили 150 населенных пунктов. Еврейский журнал «Восход» подвел итог тем событиям: «Развалины уже снесены, умирающие уже умерли и давно похоронены. Начальство же прямо объявило, что нас больше бить не будут. Как же не успокоиться, как не ликовать? Даже праздник надлежало бы учредить вроде Пурима, да и ввести в книгу памяти священные слова: „Теперь уже вас больше бить не будут“. Ликуй, Сион!..»

Отдельные погромы происходили и позже. В мае 1883 года — в Ростове-на-Дону, в июле 1883 г. — в Екатеринославе, в июне 1884 г. — в Нижнем Новгороде (вне пределов черты). Однако это были уже единичные случаи и здесь власти действовали уже решительно. На донесении из Ростова царь написал «Весьма печально, но этому конца я не предвижу; слишком эти жиды опротивели русским, и пока они будут эксплуатировать христиан, эта ненависть не уменьшится». Царь искренне считал, что еврейская эксплуатация является истинной причиной погромов.

Еврейские погромы выявили глубочайший кризис в российском обществе — социальный, культурный и политический. Глубокая агрессия, жившая внутри этого общества столетиями, вдруг вышла наружу в самом отвратительном виде, получив в качестве объекта наиболее беззащитную часть самого этого общества. Для политических верхов это должно было послужить грозным предупреждением и сигналом для пересмотра всех устоев российского социума. Но этого не последовало. Вольно или невольно власти спровоцировали русский бунт и дали попробовать потенциальным бунтарям крови ближнего. Пройдет менее 25 лет и это отзовется такими социальными потрясениями и зверствами народных масс в отношении «буржуев» и помещиков, которые потрясут основы российской государственности.

Погромы тех лет, выселения из внутренних губерний и новые ограничительные законы повлияли на экономику России. В переплетении торговых и финансовых интересов в условиях нарождающегося капитализма оказалось невозможным осуществить возврат в феодальное прошлое. Оказалось, что невозможно разорить одну часть населения, интегрированную в капиталистическое хозяйство, чтобы при этом не пострадали и остальные. Например, после очередной волны погромов подорожание становилось повсеместным, и это вызвало новую волну нелепых обвинений, которая подталкивала к новым беспорядкам.

Таким образом, в 80-е гг. 19 в. стало особенно ясным, что еврейский вопрос в России неизбежно становится русским вопросом.