Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

И. И. Ясинский, проживавший в Киеве в 1886–1887 гг. и тесно общавшийся там с Надсоном (они оба печатались на страницах «Зари» и встречались в литературных кружках), ‹…› передает выразительную беседу, которая послужила толчком к газетному выступлению Надсона против Буренина. Надсон говорил своим собеседникам: «…я бы хотел от всей души, чтобы Буренин ругал меня! Вы не поверите, как меня тяготит, что он молчит обо мне, а по временам даже отзывается с некоторой похвалой о моих стихотворениях». Один из участников беседы возразил ему: «Ведь, кажется же, Суворин издал вашу книгу, и я слыхал в Петербурге, что это было сделано по совету Буренина». Ответ Надсона был весьма выразителен. «Может быть. Да, да, это ужасно, — нервно заметил Надсон. — Все равно книга моя пошла бы. Наконец, что же из этого, Суворин издатель и он имел выгоду на моей книге, — ведь книга разошлась. Скажите, пожалуйста, разве я должен быть благодарен издателю за то, что он нажился на мне? ‹…› Я бы дорого дал, чтобы Буренин, наконец, стал моим врагом». На это Ясинский заметил: «Так что ж, это легко сделать. Вам стоит только в своих критических статейках сказать несколько слов по адресу Буренина». Надсон ответил: «Я так и сделаю. Да, да, я сейчас же что-нибудь напишу! У меня уже рука чешется».

Возможно, Ясинский беллетризировал ситуацию и вольно изложил эту беседу, но настроение Надсона передано тут, судя по всему, верно [РЕЙТБЛАТ].

Буренин являлся одним из самых влиятельных литературных критиков своего времени (в этом качестве он просуществовал вплоть до 1917 г.), и при этом, как отмечалось выше, одиозным, скандальным, не стесняющимся в выражениях.

Отзыв Буренина мог обеспечить литератору успех или сломать ему литературную карьеру. Надсон спровоцировал его нападки, обрушившись с рядом очень обидных обвинений. ‹…› Скорее всего, с учетом его книжного идеализма, он видел себя рыцарем на белом коне, поражающим дракона-Буренина. Но, так или иначе, это был ‹…› для него ‹…› глубоко символический жест, имевший важное биографическое значение [РЕЙТБЛАТ].

Резкий ответ Буренина последовал незамедлительно, а после присуждения Пушкинской премии смертельно больной Надсон стал предметом многочисленных, зачастую справедливых, но выраженных в грубо издевательской форме критических нападок с его стороны в суворинском «Новом времени». Последовавшая вскоре смерь Надсона прервала «диалог» поэта и критика, и в ее свете полемика стала восприниматься иначе. Резюмируем. Надсон сам ввязался в борьбу и вел ее почти теми же приемами, что и Буренин, но менее успешно. Для Буренина эта борьба носила не столько личный, сколько принципиальный характер [РЕЙТБЛАТ].

В глазах же зачитывавшегося лирикой Надсона российского общества Буренин навсегда остался «гнусным Зоилом», своими клеветническими нападками ускорившего кончину великого поэта[165]. Голос «русской совести» — Владимир Короленко писал по этому поводу:

Того, что проделал Буренин над умирающим Надсоном, не было ни разу во всей русской печати. Никто, в своё время читавший эти статьи, не может ни забыть, ни простить их.

Сам же критик объяснял сложившуюся тогда ситуацию следующим образом: