Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Ты для «Нов<ого> времени» нужен. Будешь еще нужнее, если не будешь скрывать от Суворина, что тебе многое в его «Нов<ом> времени» не нравится. Нужна партия для противовеса, партия молодая, свежая и независимая ‹…›. Я думаю, что будь в редакции два-три свежих человечка, умеющих громко называть чепуху чепухой, г. Эльпе[170] не дерзнул бы уничтожать Дарвина, а Буренин долбить Надсона. Я при всяком свидании говорю с Сувориным откровенно и думаю, что эта откровенность не бесполезна. «Мне не нравится!» — этого уж достаточно, чтобы заявить о своей самостоятельности, а стало быть, и полезности. Сиди в редакции и напирай на то, чтобы нововременцы повежливее обходились с наукой, чтобы они не клепали понапрасну на культуру; нельзя ведь отрицать культуру только потому, что дамы носят турнюр и любят оперетку. Коли будешь ежедневно долбить, то твое долбление станет потребностью гг. суворинцев и войдет в колею; главное, чтобы не казаться безличным. Это главное [ЧПСП. Т. 2. С. 115–116].

Позиция абсолютной личной независимости в выказывании своей точки зрения являлась тем краеугольным камнем, на котором строилось сотрудничество Чехова с «Новым временем». Примечательно, что сам А. С. Суворин, человек исключительно упрямый, когда дело касалось отстаивания своих идейных приоритетов, ценил идейную неангажированность Чехова и его чувство личной независимости. В его бумагах сохранился черновик его письма ‹…›, относящийся, судя по почерку, к концу 80-х годов. ‹…› Суворин писал: «Чехов очень независимый писатель и очень независимый человек, совсем не из того числа людей, которые подают кому-нибудь галоши ‹…› Я мог бы фактами из его литературной жизни доказать, какой это прямой, хороший и независимый человек» [ЧПСП. Т. 2. С. 116].

Если отношения Чехова с Сувориным-старшим оставались дружескими вплоть до конца жизни писателя, то с остальными нововременцами, в первую очередь с Виктором Бурениным они очень быстро испортились и даже стали враждебными: уже в 1891 г. Буренин отнес Чехова к писателям, «которые не доходят ни до чего, кроме среднего сочинительства» («Новое время», 11 января 1891); нападки со стороны сотрудника той же газеты сильно огорчили Чехова и содействовали тяжелому состоянию духа; по этому поводу он писал Марии Павловне Чеховой: «Меня окружает густая атмосфера злого чувства…» (14 января 1881 г. Позднее Буренин писал с издевкой: «Великий он у нас теперь писатель, „глава“» («Новее время», 27 апреля 1901)[171] [СЕНДЕРОВИЧ. С. 348].

СОНЕТ

Красные собаки желтой ненависти

Грызутся с белыми собаками розовой любви,
А беззаботные гуси людского равнодушия
Смотрят на это и глупо гогочут: «га-га».
Моя ультрамариновая фея с морковными кудрями!
Разве ты не поняла еще
Своим лазурно-кристальным сердцем,
Отчего грызутся в моей душе
Красные собаки желтой ненависти
С белыми собаками розовой любви?
Отчего беззаботные гуси людского равнодушия
Смотрят на это, вытягивая свои шеи,
Отчего они глупо гогочут свое «га-га» —
Разве ты не поняла, не поняла еще?[172]

20 октября 1894 года, не дожив и до 50 лет, в Ливадии — любимом своем уголке в Крыму, скончался император Александр III.

На престол вступил 26-летний наследник Александра III Николай, которому было суждено стать последним русским императором. Умирая, Александр III завещал сыну охранять самодержавие — «историческую индивидуальность России». Он был убежден, что если «рухнет самодержавие, не дай бог, тогда с ним рухнет и Россия. Падение исконной русской власти откроет бесконечную эру смут и кровавых междоусобиц». Кроме того, Александр писал сыну:

В политике внешней держись независимой позиции. Помни, у России нет друзей. Нашей огромности боятся. Избегай войн… Будь тверд и мужественен, не проявляй никогда слабости… укрепляй семью, потому что она основа всякого государства.

Но этого оказалось мало для того, чтобы править Россией. Старший сын Александра III, он больше десяти лет был цесаревичем, наследником престола. Но когда отец умер, выяснилось, что Николай не готов править Россией, он страшится своей участи. И это видели все окружающие. Великий князь Александр Михайлович (Сандро) вспоминал день смерти Александра и вступления Николая на престол: