Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Многоуважаемый

Соломон Наумович!

Я теперь вообще не пишу или пишу очень мало, так что обещание дать могу только условно: напишу рассказ с удовольствием, если не помешает болезнь. Что касается моих уже напечатанных рассказов, то они в полном Вашем распоряжении, и перевод их на еврейский язык и напечатание в сборнике в пользу пострадавших в Кишиневе евреев не доставит мне ничего, кроме сердечного удовольствия.

С искренним уважением и преданностью.

А. Чехов.

С. Н. Рабиновичу (Шолом-Алейхему), 6 сентября 1903 г. (Ялта).

Милостивый государь

Соломон Наумович!

Вот уже два месяца, как я живу в Ялте, из Ялты я уже писал Вам (в ответ на Ваше письмо), между тем Ваше последнее письмо было послано в Наро-Фоминское. Я теперь ничего не пишу, у меня нет ни одной строки, которую я мог бы предложить Вам. Простите пожалуйста. Если позволит здоровье, то в начале ноября я буду в Москве, тогда благоволите прислать мне Вашу повесть, с указанием, в каком именно журнале Вы желали бы ее напечатать[175]. Пока же я в Ялте (говорю по опыту), сделать я могу очень немного. Желаю Вам всего хорошего. Искренно Вас уважающий А. Чехов [ЧПСП. Т. 11. С. 247].

Глава V. «Самый большой талант в современной русской беллетристике»: «бытие-в-себе» и евреи в «бытие-для-себя» [176]

Все громко и строго судили

Отчизны несчастной порядки.
«В России, — промолвил профессор, —
Права либеральные шатки».

В. П. Буренин

Судя по скандальной истории «Надсон и Буренин», в «умиротворенной» под скипетром Александра III России общественные страсти продолжали кипеть, но вот продуктивность культурного процесса в сравнении с предыдущей эпохой была низкой. В 80-х — 90-х годах на литературной сцене воссияла лишь одна звезда, в недалеком будущем ставшая новым классиком русской литературы Антоном Павловичем Чеховым. В своем первом критическом очерке «Рассказы г. Чехова» («Новое время». 1887. № 4157) Виктор Буренин писал:

….произведения Чехова вообще чужды всяких приходско-журнальных тенденций и в большинстве обнаруживают вполне свободное отношение автора к делу искусства, в большинстве руководствуются только одним направлением: тем, какого требует художественная правда и художественное созерцание и наблюдение действительности. ‹…› Не знаю, может быть я очень ошибаюсь, но мне кажется, что вместо всех виляний, смущений и придирок, опасений и недобрых пророчеств, приходско-журнальной критике следовало бы ограничиться именно только восклицанием: «и так хорошо». Действительно, о будущем гадать довольно трудно: пойдет ли г. Чехов вперед, даст ли он нечто очень крупное и сильное со временем, или остановится в своем развитии, — кто может это сказать?

Не прошло и трех лет со дня сакраментального вопроса Буренина, а в литературной критике исчезла и тень сомнения насчет будущего молодого писателя, всем стало ясно, что Антон Чехов — звезда первой величины. Это мнение твердо держалось вплоть до преждевременной кончины писателя.