Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Что поделывает Потапенко? Где он? Поклон ему нижайший. — М. П. Чеховой, 29 сентября /11 октября 1894 г. (Милан); Я часто думаю: не собраться ли нам большой компанией и не поехать ли за границу? Это было бы и дешево, и весело. Я, Потапенко, Маша, Вы и т. д., и т. д. Как Вы думаете? — Н. М. Линтваревой, 1 (13) октября 1894 г. (Генуя); Потапенко жид и свинья. — 2 (14) октября 1894 г. (Ницца).

В том же духе поминает Чехов одного из досаждавших его евреев:

На такой же точно жёлтой бумаге, как у Вас, пишет ко мне один очень надоедливый шмуль[197], и его письма я читаю не тотчас же по получении, а погодя денька три; и ваше письмо я отложил в сторону, подумав, что это от шмуля. Такова одна из причин, почему я так долго медлил с ответом… — Е. М. Шавровой-Юст, 27 декабря 1899 г. (Ялта).

«Курьер» недавно подложил мне большую свинью. Он напечатал письмо шарлатана Мишеля Делиня, подлое письмо, в котором Делин старается доказать, какой негодяй и мерзавец Суворин, и в доказательство приводит моё мнение. Нужно знать Делина: что это за надутое ничтожество!

Это еврей Ашкинази, пишущий под псевдонимом — Michel Deline. <Он посещал> меня в Ницце. — М. П. Чеховой, 2 марта 1899 г. (Ялта).

В письме к сестре Чехов имеет в виду следующий прецедент. В петербургской газете «Курьер» 26 февраля было опубликовано открытое письмо издателю «Нового времени» А. С. Суворину сотрудника парижской газеты «Temps» Мишеля Делиня (Ашкинази). Отвечая на тенденциозное освещение процесса на Дрейфусом «Нового времени», Делинь писал: «Не мое отношение к делу Дрейфуса позорно, а Ваше. Сошлюсь на человека, которого Вы любите и уважаете, если Вы только можете кого любить и уважать. Сошлюсь на чуткого художника А. П. Чехова. Он был во Франции во время процесса Зола. Спросите его, что он думает о виновности Дрейфуса и о гнусных проделках защитников Эстергази. Спросите его, что он думает о Вашем отношении к этому делу и к еврейскому вопросу вообще. Не поздоровится ни Вам, ни „Новому времени“ от его мнения» [ЧПСП. Т. 8. С. 109].

Судя по всему, такого рода «публичность» была Чехову крайне неприятна.

Впрочем, юдофобские саркастические коннотации — как лексическая норма, отражение русской кондовой психологии, присутствуют в семейной переписке всех Чеховых. Вот, например, письмо брата Александра по поводу оказания ему протекции в журнале «Курьер», соиздателем которого был приятель и адвокат Антона Чехова Е. З. Коновицер:

Окажи, о академик без жалованья, братскую услугу. Отверзи ми двери сотрудничества в московском «Курьере». Перешли к Коновицерам, буде это удобно твоему дундучеству, прилагаемый рассказ. Я послал бы и сам, но они мине, как Седого, ни жнають и могуть пожнакомить моево рукопись з/подстольнаго корзина. А ежели Вы пошлете и шкажете, кто такова — Седой[198], тогда я въеду в «Курьер» ни через кухню, а чирез параднава дверь, как будто из банкирского контора.

Письмом от 18 февраля 1900 г. (Ялта) Антон Чехов переслал просьбу брата сестре Маше, сделав нижеследующую приписку:

Пожалуйста, возьми его рассказ и передай Фейгину или Коновицеру. Скажи им, что Александр за беллетристику получает 10–15 к. за строчку.

Будь здорова. У нас всё благополучно. Мать кланяется.

Твой Antoine [ЧПСП. Т. 9. С. 57].

При сопоставлении публичной и сугубо частной информации о личности Антона Павловича Чехова возникают два совершенно разных его образа: репрезентативный и интимный. В первом случае это компанейский, красивый, обходительный, даже, более того, притягательный к своей особе человек, умница и выдающийся писатель — см. его традиционные литературные портреты и [ЧВС]; во втором — желчный острослов, не брезгующий матерщиной и скабрезностями, расчетливый литературный зубр, циничный сексист и, к концу жизни, болезненный ипохондрик — см. [ЧПСП].

Добавим к вышесказанному, ибо это прочитывается из всего корпуса чеховской переписки, что евреи были постоянно имплицированны[199] в подсознании писателя — и как народ, и как отдельные его представители. Так, например, в письме из Ялты от 14 февраля 1900 г. он шутил поводу присланных Ольгой Книппер личных фотографий:

Другая тоже удачна, но тут Вы немножко похожи на евреечку, очень музыкальную особу, которая ходит в консерваторию и в то же время изучает на всякий случай тайно зубоврачебное искусство и имеет жениха в Могилёве [ЧПСП. Т. 9. С. 51].

Своих такс Чехов назвал Бром Исаевич («Бром») и Хина Марковна («Хина»). Или сокращённо: Исаич и Марковна. Он писал 16 (28) апреля 1898 г. сестре из Парижа:

Милая Маша, передай Хине Марковне, что я сегодня завтракал у Марка Матвеевича Антокольского [ЧПСП. Т. 7. С. 202].

Из воспоминаний Ивана Бунина о Чехове:

По берегам Черного моря работало много турок, кавказцев. Зная то недоброжелательство, смешанное с презрением, какое есть у нас к инородцам, он не упускал случая с восхищением сказать, какой это трудолюбивый, честный народ [БУНИН. С. 197].