Чел

– Хранить документы можно вечно. Есть такая формулировка. Значит, возможно и вечное молчание.

– Это, извините, я и без вас знаю… Каждый день наблюдаю… Сегодня вот только другой случай…

Белая вздыхает, снимает с кармашка халата ручку и щелкает стержнем.

– Что и где писать?

– В истории есть свободная страница?

– Сколько угодно.

– Пишите там. Вырвать лист не составит проблем?

– Нет. Очень даже ровно выйдет… Так что писать?

– Я такая-то, лучше с паспортными… Помните их?

– Да.

– Замечательно… Обязуюсь вечно…

Белая останавливает ручку и скептически взирает на Линер. Та кивает.

– Ладно, поняла… Тогда… бессрочно не разглашать сведения в связи с историей болезни под номером таким-то… О последствиях нарушения данного мной обязательства проинформирована… Подпись, расшифровка, число.

– Что за последствия? – интересуется Белая, передавая историю Линер.

– Точно не скажу. Я не суд. Тут сложно оценить ущерб. Он в каждом случае с гостайной весьма конкретен. Решение принимается по обстоятельствам. Но в любом случае – это тяжкое преступление. То есть от пяти и выше. Может и на особо тяжкое потянуть. То есть по этим статьям – от двенадцати…

– Ну двенадцать – совсем не вечность.

– В масштабах человеческой жизни – достаточно.

– Я могу… не знаю, как это сказать… попрощаться, что ли?

– С кем?

– С ними. Ну, или как вы там говорили? С пострадавшим?

– Исключено. В какой-то степени его для вас уже нет. Ни для кого нет… И что это вас на сантименты вдруг потянуло?

– Ну, знаете – не рядовой случай.

– Вы же врач. Да еще в таком отделении.

– Я не знаю, кто я в данной ситуации. Врач – лечит. По крайней мере, пытается. А здесь… Я какой-то наблюдатель… Теперь еще и безмолвный наблюдатель… Хм… Слушайте, а вы меня… Не того… Из-за этой тайны… Не ликвидируете? На днях или когда? Как это у вас там происходит? Тормоза откажут или с проводкой что-то случится…

– Вы в своем уме?

– А что? Только не говорите, что все, о чем я сказала, случается только в дешевом кино.

– Я ничего не буду говорить.

– Ваше право. А мне не спать. Успокоили хотя бы.

– Успокойтесь.

– И на этом спасибо. Будет теперь у вас новый консультант. Из военных врачей. Завершите следствие. Кто-нибудь потом дисер напишет. Закрытый. Для избранных. Так и назовет: «О вечной жизни».

– Я отстранена.

– Вот как! Почему же, если не секрет?

– Вот он – весь мой секрет. – Линер кивает на живот. – Отпуск с завтрашнего дня.

– Могли бы вас и не дергать.

– Теперь я тоже так думаю.

– Глеб будет заканчивать?

– С чего вы взяли? Он технарь. Не «следак».

– Ой ли? Кого вы обманываете? Да он следил за вами с самого начала. И параллельно копался во всем. Этого только вы, кажется, и не замечали.

Линер краснеет и хмурится.

– Молчу, молчу, – поднимает руки Белая. – А все-таки, скажите: есть хоть капля истины в упоминаемых дешевых фильмах?

– Вы опять…

– Нет, я чисто как зритель интересуюсь.

– Понятия не имею. Не смотрю такие фильмы. Вообще никакие не смотрю. Хватает реалити… И вовсе не шоу…

– А уж мне-то как хватает… Вот я думаю: через какое время, после того как вы отсюда заберете… пострадавшего, ко мне привезут первого клиента?.. И кто это будет? Гонщик, парашютист, огнестрел?

– До сих пор никого?

– Никого. Правда, в других-то больницах по городу есть. Меньше обычного. Но есть. К нам подвезти не могут. Пробка. Но я так, навскидку, проверила сводки. Во всем округе ни одного случая по нашей части. То есть и без пробки не было бы никого… И люди эти на улице…

– Что с ними?

– Хоть кому-нибудь бы поплохело. Ведь не лето и через одного – инвалид. И ничего. Некоторые уж не первый час здесь. Какая-то сила держит. Так и сутки простоят.

– Не простоят.

– А вы думаете, они его так просто отпустят?

– Вряд ли. Но на то есть полиция. И не таких сдерживали.

– Я думаю, именно «таких» как раз у них и не было. Больные же они люди не совсем обычные…

– Да бросьте. Человек – он всегда человек.

– Не скажите… Они – иные… Не живые и не мертвые. Они о жизни не думают, только о болезни. Она – их жизнь. Неправильная, исковерканная. У кого-то с первого часа неправильная. Они эту другую, здоровую жизнь только видели, сами не ощущали. Хотят ее. Хотят сами не зная чего. Но хуже всего тем, кто был здоров. Они-то знают, что это такое – быть молодым, красивым и потерять всё. Быстро, в раз или медленно, спустя годы. Не знаю, что страшнее. Первое – неожиданно. Второе – неотвратимо… Их никакая стена не остановит. Они ради возвращения к этой жизни и убить готовы. И здоровых, и таких же как они. Жизни ее, Юлия Вадимовна, всегда меньше, чем людей. На всех не хватает…

Линер обрывает.

– Контингент обсуждался. Не помню, были ли вы уже. Есть понимание проблемы.

– У меня, знаете ли, тоже всегда есть понимание. Чутье реаниматолога, что ли. Порой без анализов, рентгена и прочего вижу, понимаю, что и как… Но проблема в том, что понимать – не значит спасти…

– Вы это к чему?