Притягательность детских вопросов объясняется тем, что у детей полностью отсутствуют предубеждения и ожидания. Все в жизни для них внове, все вызывает вопросы, ничто не принимается как должное. Если у Замятина и есть идеология, то она такова: человечество должно «быть как дети». Более того, Замятин воплощает свое кредо в жизнь. «Мы» представляет собой своеобразную противоположность «роману воспитания». Смысл описываемых событий в том, чтобы содрать слои идеологической обработки как с Д-503, так и с нас самих, раскрыть нашу глубинную человеческую природу, данную нам при рождении колоссальную способность к самым разным формам развития. Кроме того, роман организован как игровой текст, чтобы во время чтения мы могли играть, раскрывая в себе ребенка. Это неизбежно ведет к вольнодумству. Таким образом, становится ясно, почему свою «самую серьезную вещь» он называет одновременно «самой шуточной» [Замятин 2003–2011, 2: 4].
Угроза, которую для любого жесткого общественного порядка представляет незрелость, исходит от поведения, наиболее характерного для детей, – игры. Безудержная, спонтанная игра – это средство развития любопытства ребенка. В свободной детской игре все участники начинают на равных, со всеобщего согласия, никакие авторитеты не признаются и случиться может практически что угодно. По сути, игра непредсказуема. Воспитание обычно призвано направить эти свойства в дозволенное русло, но это чревато размыванием составных элементов игры. С полным правом воспитание и образование можно назвать средствами усмирения каждого нового поколения варваров.
Но такое варварство в условиях приобретенной поведенческой гибкости обладает адаптивной ценностью. Вспомним «Новое платье короля» Г. X. Андерсена – согласно русским формалистам, классический образец сказки: эта история наилучшим образом передает, если не предвосхищает то, что произошло в Румынии в 1989 году, когда митинг в поддержку возвращения Н. Чаушеску внезапно превратился в восстание. Хотя режим Чаушеску был самым жестким в социалистическом блоке, во всяком случае в плане внутреннего контроля, толпа внезапно увидела его правление в истинном свете и почувствовала собственную силу. Приветственные крики переросли в насмешки, и диктатор был свергнут в течение нескольких часов. Нечто подобное происходит с Благодетелем в «Мы», когда Д-503 внезапно смеется, как ребенок у Андерсена, и всемогущий тиран оборачивается бессильным [283]. Д-503 должен был немедленно быть наказан за мыслепре-ступление, но уходит совершенно невредимым. Как предполагает Пинкер, «юмор может быть оружием против господства» [Пинкер 2017: 602]. Как и харизма, господство – в глазах смотрящего – это ситуация, которая может меняться в зависимости от того, как она воспринимается. Пинкер предполагает, что юмор заразителен, потому что он обеспечивает наблюдателю-оппозиционеру крайне необходимую ему поддержку. Ссылаясь на «Новое платье короля», Пинкер утверждает, что юмор делает возможным свержение тиранов [Там же: 603]. В «Мы» Д-503 пишет: «…смех – самое страшное оружие: смехом можно убить все – даже убийство» [279]. Действительно, мало что может быть более серьезным и ценным, чем игра. И детская игра – прекрасный способ подчеркнуть антиномию между человеческой природой и большинством случаев утопической социальной инженерии. В этом качестве она играет в антиутопическом шедевре Замятина жизненно важную роль.
2. Зачем нужна игра
Таким образом, жестко организованные западные общества имели все основания подавлять спонтанную детскую игру. Платон смотрел на нее довольно мрачно и считал, что детские игры следует ограничить рамками «умеренности» и «разумности любой ценой» [Kelly-Byrne 1984: 173].
Игры наших детей должны как можно больше соответствовать законам, потому что, если они становятся беспорядочными и дети не соблюдают правил, невозможно вырастить из них серьезных законопослушных граждан [Платон 2015: 143].