Наконец этот ужасный шум стих, и снова раздались призывы через микрофон. Эти голоса, пробивавшиеся через тишину центра города, через тишину микрорайонов, едва доносились до них: «Граждане, выходите, пожалуйста, выходите сейчас! Правительственные войска входят в центр города!».
Когда со стороны Управления провинции раздались первые выстрелы, она не спала. И уши не затыкала, и не закрывала глаза. И головой не мотала, и даже не застонала. Только тебя вспоминала, Тонхо. Она хотела увести тебя оттуда, но ты проворно сбежал от нее вверх по лестнице. С испуганным лицом, словно только бегство могло спасти тебя. «Подожди, Тонхо! Мы должны уйти вместе сейчас!». Ты стояла на втором этаже, наклонившись, рискованно держась за поручни, и дрожала. Когда ваши глаза встретились в последний раз, твои веки трепетали, потому что ты хотел жить, потому что тебе было страшно.
– Как он думает пройти цензуру? – пробормотал директор издательства, рассматривая пригласительный билет, только что переданный ему девушкой из труппы, возглавляемой главным режиссером Со.
Казалось, он говорит сам с собой, но вопрос был адресован ей.
– Неужели с самого начала перепишет сценарий? До спектакля осталось меньше двух недель… А репетировать когда же?
По плану, утвержденному с режиссером, сборник пьес должен был выйти в свет на этой неделе, а на следующей должна была появиться рецензия на книгу в ежедневных газетах. Такой план позволил бы труппе сделать масштабную рекламу спектаклю. А в дни представлений помощник Юн должен был продавать новую книгу у входа в театр. Однако из-за цензуры планы издательства провалились, что, в свою очередь, должно было привести и к провалу театральной постановки. Однако по каким-то соображениям главного режиссера Со, пригласительные билеты распространили, как и было намечено ранее.
Двери офиса с шумом распахнулись. Вошел Юн, прижимая к себе коробку с книгами. Стекла его очков запотели от теплого воздуха.
– Кто-нибудь, пожалуйста, снимите с меня очки.
Она подбежала и сняла с Юна очки. Тот тяжело вздохнул и опустил книги рядом со столом для гостей. Она разрезала упаковку канцелярским ножом, раскрыла коробку и достала две книги. Одну из них она отнесла директору, а вторую начала листать сама. В этой книге вместо переводчика, объявленного в розыск, автором значился родственник директора издательства, эмигрировавший в Соединенные Штаты. Отдавая книгу на проверку, все в издательстве беспокоились за ее судьбу, однако цензура убрала из нее всего два абзаца, и без каких-либо проблем ее отправили в типографию.
Она постелила на столе газетные листы в два слоя и помогла Юну выложить все экземпляры из коробки. В каждый конверт с логотипом издательства она вложила по книге и пресс-релизу – получилась ровная стопка заказных писем для завтрашней утренней рассылки в офисы средств массовой информации.
– Книгу хорошо сделали, – сказал ей директор, не глядя на нее.
Неловко кашлянув, он повторил уже более официальным тоном:
– Книгу очень хорошо сделали. На сегодня можете закончить свои дела и уйти домой пораньше.
Директор снял свои очки для чтения и поднялся с места. Надевая пальто, он не смог попасть правой рукой в рукав и оказался в затруднительном положении. Артрит его плечевого сустава с наступлением зимы обострился. Она оставила свою работу, подошла к нему и помогла надеть пальто.
– Спасибо, мисс Ким.
Она увидела его добрые глаза, как будто чем-то испуганные, и шею, слишком рано покрывшуюся глубокими морщинами. Вдруг она задумалась о причине, заставляющей этого робкого слабого человека сохранять дружеские чувства к автору, который находился под пристальным вниманием компетентных органов. Что заставляло его упорно издавать книги, которые контролировались этими же органами?
Юн покинул офис вскоре после директора, и она осталась одна.
Желания уйти домой пораньше у нее не было. Она села за стол и положила перед собой только что изданную книгу. Ей захотелось вспомнить лицо переводчика, но почему-то его черты в памяти не сохранились. Она погладила синяк на правой щеке и не почувствовала боли. Надавила на него, и под кончиками пальцев ощутила лишь слабое покалывание, которое вряд ли можно было назвать болью.
Новое издание оказалось переводом публицистического произведения, главной темой которого была психология толпы. Автор, родом из Великобритании, большинство примеров приводил из новейшей истории Европы. Французская революция, Испанская гражданская война, Вторая мировая война. Главу о студенческом движении 1968 года, из-за которой могла возникнуть опасность попасть под контроль цензуры, переводчик заранее исключил из содержания. Обещая в будущем переиздать полный текст, автор написал в предисловии: