Ты пошла следом за этой песней, оставшейся навсегда в памяти, пошла, как завороженная, туда, куда свернул автобус. Толпа в сотни тысяч человек, заполонившая собой все улицы, двигалась в сторону центральной площади с фонтаном. Студентов, с ранней весны ходивших по городу тесной толпой, видно не было. Шли старики, ученики начальной школы, мужчины и женщины в рабочих спецовках, молодые люди в костюмах и галстуках, молодые женщины в офисной одежде, в туфлях на каблуках, дядюшки почтенного возраста, облаченные в куртки с эмблемой «За новую деревню»[3]
, держащие в руках зонтики с длинными ручками – хоть какое-то подобие оружия. В первой шеренге этой огромной колонны, двигавшейся в сторону площади, в тележке везли трупы двух молодых людей, застреленных на новом вокзале.Ты поднимаешься по высокой лестнице и выходишь из метро. Твоя кожа, успевшая высохнуть от кондиционера в вагоне, опять покрывается влагой. Удивительная тропическая ночь. Время уже близится к полуночи, а ветер никак не остывает.
Бросив взгляд на доску объявлений перед въездом на территорию больницы, ты останавливаешься. Несколько минут рассматриваешь расписание автобуса, курсирующего отсюда до больницы в дневное время, затем просовываешь руки под лямки рюкзака. Вдыхая теплый воздух, поднимаешься по склону холма. Время от времени вынимаешь руку и вытираешь липкий пот на шее.
Ты проходишь мимо опущенных жалюзи на двери магазина, на которых кто-то оставил небрежный рисунок граффити. Проходишь мимо мужчин, сидящих под большим зонтом перед круглосуточным магазином и попивающих пиво из баночек. Поднимаешь голову и смотришь на здание университетской больницы, виднеющееся на самой вершине холма. Ты слышишь звонкие голоса девушек, поющих песню, которая с той ночи раздается из далекого автобуса, утратившего свои четкие очертания.
Ты проходишь через главные ворота больницы и видишь освещенную с двух сторон темную извилистую дорогу. Образуя гибкие изогнутые линии, она ведет к зданию ритуальных услуг, главному и отдельным корпусам. Ты идешь мимо установленных в ряд венков перед входом в траурный зал. Смотришь на курящих, стоящих друг напротив друга юношей в белых рубашках, с желтыми повязками на рукавах.
Ночь становится глубже, а сна нет ни в одном глазу. Тяжелый рюкзак давит на плечи, вся спина взмокла от пота, но тебе все равно. Ты продолжаешь свой путь, думая не о сегодняшнем дне, а о снах, четко запечатлевшихся в памяти.
Ты падаешь с крыши высотного дома, а на тебе кольчуга, на вид сплетенная из нескольких сот металлических чешуек. Ты ударяешься головой об землю, но не умираешь, а снова идешь вверх по запасной лестнице. Без всяких колебаний снова бросаешься вниз. И в этот раз ты не умираешь, а поднимаешься по ступеням на крышу, чтобы упасть с нее еще раз.
Чем ближе ко времени пробуждения, тем менее жестоким становится сон. Ты спишь более чутко. Связь со сном все тоньше, тоньше, и, наконец, ты просыпаешься. В изголовье тебя тихо поджидает память, и она доводит до сознания, что все эти ночные кошмары ничего из себя не представляют.
«В чем проблема?» – однажды спросила ты себя. Ведь все же прошло. Разве ты сама окончательно не избавилась от людей, которые могут причинить тебе боль хотя бы с вероятностью один из ста, один из тысячи?
Ты помнишь, как спокойно звучал голос Сонхи, когда она произнесла:
– Неужели это так тяжело?
Это произошло тогда, когда ты, сцепив зубы, спросила ее:
– По какому праву ты рассказываешь людям обо мне?
За десять прошедших лет ты не простила Сонхи ее невозмутимого лица, с каким она ответила тебе вопросом на вопрос, а затем добавила четким голосом: