Человеческое и для людей (СИ)

Впрочем, Иветта никогда не была довольным жизнью — и даже просто разумным — существом сразу по пробуждению: до первой чашки крепкого, горького и чёрного как Вина кофе.

(Проклятье, да что ж за ассоциации-то… Впрочем, понятно, что за — а также откуда, почему и с каких пор.).

Помогла она и теперь: мир прояснился, а тело перестало смутьянить — и вспомнилось, что сегодняшний день, девятое Нояра, являлся, соответственно, девятым (предпоследним) днём декады: пар по расписанию было всего две, и, конечно, ничто не запрещало плюнуть и прогулять…

Но раз уж удалось проснуться — почему бы и не сходить? К тому же и времени до них было ещё полно, то есть очухаться и собраться можно было совершенно спокойно — без тревоги, поспешности и суеты.

Этим Иветта и занялась: отлежалась в ванной; запихнула в желудок, который по утрам работал ничуть не лучше, чем голова, две тортильи с курицей и огурцами; оделась «попугаем» (и даже не поленилась вплести в волосы бусины и перья, максимально приблизив причёску к бреду тяжелобольного, если не умирающего), выпила ещё одну чашку кофе и наконец выползла на улицу.

И направилась к сердцу Каденвера — пешком: по серым «мраморным» плитам, под серым давящим небом, к серым — пепельным — стенам; серое, серое, серое, абсолютно всё как назло, будто умышленно, словно в насмешку — серое…

Нет, прогулка мысли не очистила. Настроение не улучшила и желания учиться не прибавила: Иветта, конечно, в аудитории присутствовала, вот только слушала лишь шёпот Университета и думала — исключительно об его Хранителе.

О первом из пришлых, который, казалось, был — во всём и везде: пронизывал собой каждый миллиметр небесного острова; каждый шаг, вдох и решение тех, кто неожиданно, за считаные минуты лишился свободы и выбора — который ощутимо существовал даже вне поля зрения и с которым, если задуматься, поговорить-то выпало… всего лишь дважды.

И оба раза закончились — всепоглощающим недоумением. Оглушительным внутренним криком «Неделимый, да что же сейчас вообще произошло?!».

Иветта помнила, что с ней желали побеседовать, и не стыдилась того, что даже предположить не могла; ни малейшего — самого мельчайшего, хотя бы микроскопического — представления не имела, о чём и зачем.

Она довольно часто видела Хэйса. Мимолётно, бегло, краем глаза замечала его — неизменного: высокого, быстрого, пугающего, завёрнутого в несколько слоёв одежды, узорами искалеченной и истерзанной…

Он должен был быть понятным и предсказуемым, но был — абсолютно полярной инверсией.

Являлся чем угодно, но не суммой своей внешности, титула и положения — сонаправленные, словно бы созданные друг для друга составляющие не складывались в единое целое; не образовывали — ожидаемое, не оттеняли — содержимое, не отражали — внутреннюю суть…

«Да кто же, кто же ты, Этельберт Хэйс?»

И чего ты, непонимающий и непонятный, от меня хочешь?

Что движет тобой? Чем было вызвано — твоё милосердие?

До раскрытия тайны тайн оставалось около полутора часов, — пары благополучно закончились в три с небольшим— и убить время Иветта решила в «Очаге одаряющем»: есть, признаться, не тянуло совсем, но надо было — не хватало ещё огрести проблемы со здоровьем из-за «нервного голодания».

Она с немалым трудом, но всё же втиснула в себя овощной салат, попялилась на свисающие с потолка жёлто-оранжево-алые светильники, заказала двойной кофе с апельсином и мятой, попробовала почитать учебник по металлографии, но быстро сдалась и достала из сумки «Три лица в ночи» — последнюю книгу Лауры Суленьи, до которой раньше никак не доходили руки.

Про себя творчество эри Суленьи Иветта называла «чередой довольно дурацких детективов» — ну что поделать, если они и правда являлись… вот такими вот? Ни один образчик не обходился без фактологических ошибок, и интрига не рассыпалась в самом начале лишь из-за непреходящей повальной тупости, которая обходила стороной лишь убийцу, главную героиню и её окружение.

Честно, сюжеты не выдерживали никакой критики, однако дознаватель Ита Кана была остроумна, справедлива и непоколебима, её помощник Дайон Виарди — обаятелен, хитёр и отзывчив, и они оба храбро сражались не только с преступниками, но и с собственным прошлым; и смотрели вперёд — с верой в лучшее, и побеждали — тёмную сторону жизни в целом, и постоянно попадали во всякие милые курьёзные ситуации…

Как говорится, сердце стать разумным не убедишь.

(Здравствуйте ещё раз, песни Греты Лереи.).