Человеческое и для людей (СИ)

Родители исчезали из дома постоянно — по очереди и по кажущимся разными причинам: папа уходил «по работе», мама улетала «на поиски вдохновения», и лишь в четырнадцать Иветта узнала, что означали эти словосочетания по сути одно и то же.

Они всегда — сокрушающе неизменно — отличались по длительности и её определённости.

«По работе» отвечало за примерно похожие и чётко обозначенные интервалы «от такого-то числа такого-то месяца до такого-то числа такого-то месяца»; и второе «такое-то число», конечно, иногда неожиданно увеличивалось, но редко прыгало чересчур высоко. «На поиски вдохновения» могло начаться в три часа ночи и закончиться хоть через сутки, хоть через декаду, хоть через четверть года — и не было в зыбучем песке времени никаких просветов и ориентиров, кроме писем «У вас всё в порядке? У меня всё хорошо, здесь чудесно, люблю, обнимаю крепко-крепко, скоро вернусь».

Иветта Герарди, дочь мастера слов и мастера чисел, дело второго немного приукрашивала по собственному желанию, а о деле первой напропалую врала — по родительской просьбе.

Сама Иветта Герарди являлась всего лишь скучной студенткой факультета общих магических положений Университета Каденвера.

Серой посредственностью, не унаследовавшей ни творческой интуиции матери, ни аналитического ума отца.).

***

Она сказала каждому, отдельно и отчётливо, что нет, нет-нет-нет-нет, не нужно — даже, пожалуй, нельзя — приносить бутылки, это не попойка, это… серьёзный учебный вечер. Полностью серьёзный и абсолютный трезвый — хозяйка выражает сожаление, но таков её решительный указ.

Выпить можно будет позже — как-нибудь потом.

(Когда она оправится от своего последнего личного раза: от безрассудного, безнадёжного и безобразного нажиралова в одиночестве, которое, разумеется, ничего не разрешило и ничем не помогло.).

Дориан Кёрген — вечный весельчак, немного поэт и, на свою беду, портальщик. Летиция ади Сурин-Лаоха, «Лета-из-Кареды» с отнюдь не каредским именем — воплощение здравомыслия, в некотором роде художница и влюблённый в своё дело реставратор. Клавдий Левин, «Церемониймейстер» — исследователь жизни в целом и чужих культур в первую очередь, вдохновенный танцор и хладнокровный алхимик.

И Иветта Герарди — серая посредственность, псевдоювелир и общница-четвёрочница, у которой было много знакомых, но очень мало — друзей.

Впрочем, а разве в жизни бывает иначе?

С друзьями одновременно и легче, и тяжелее, чем с другими: говорить откровенно с ними не боишься и (почти) не стесняешься, но тем совестнее признаваться в обмане — сообщать, что собрала их ты не чтобы мирно читать учебники, а потому что недавно перечитала беспощадную «Жизнь в захваченном Вирдане», и «Трагедию Лимертаила», и «Потерю Хар-Лиота».

Тем неприятнее портить настроение — и тошнотворным напоминанием об ужасах прошлого; и очевидными мыслями, что Каденвер может стать ещё одним в череде, ведь дороги обезумевших от отчаяния и обнаглевших от вседозволенности крайне схожи; и горьким признанием, что четверым студентам не удастся отбиться от Приближённых или вытащить из Оплота осуждённых магистров, но одна малость всё же — в их власти.

Тем неудобнее напоминать, что ты баснословно богата: сама ты, конечно, за всю жизнь не заработала ни лаццы, однако твои родители ещё задолго до твоего рождения нажили возможность вообще не задумываться о деньгах и доверяли тебе всецело — без оглядки и каких-либо вопросов.

И оставалось только сообразить, чем именно стоило в разумных количествах запастись впрок. Что, не привлекая внимания, необходимо было закупить и спрятать, чтобы худший расклад пусть ненадолго и на чуть-чуть, но стал бы — светлее.

(Хоть для кого-то — и да, это эгоистично, но всех всё равно не спасти.).